Недетские игры - Наталья Бульба

– Что я должна сделать?

Она не шелохнулась, но ответила, чуть слышно произнеся:

– Он ни перед чем не остановится, чтобы забрать Сои. Постарайтесь спасти ее. – Она секунду помолчала, потом, поставив кружку на стол, протянула мне слот. – Здесь все, что я знаю. Вам это пригодится.

* * *

Долг и… долг.

Когда собственный мир рушится, имеет ли значение гибель чужого?!

Ему был известен ответ, но звучал он не столь категорично, как было принято.

Или в этом и было его предназначение? Не то, которому он следовал, выполняя волю эклиса, – несущее совершенно иной смысл. Открытий, откровений, изменений…

Будь он ребенком, спросил бы у деда, в отличие от отца того никогда не смущали столь неоднозначные вопросы. Но то время безвозвратно ушло, да и самого деда уже давно не было в живых.

Все чаще он сожалел об этом, понимая, кем тот являлся для него. Уникум, умеющий мыслить настолько неоднозначно, что выводы, которые он делал, сбивали с толку. Изгой, для которого не находилось места в их обществе. Интеллектуал и воин. Не имеющий дара, но сумевший пройти путь до полного посвящения, используя совершенно иные способности и не вызвав ни у кого подозрений, пока не признался сам.

Странно, но смерть старшего родича никогда раньше не пробуждала у него беспокойства, Риман принял объяснения сразу и безоговорочно, но вот теперь…

А может, это было предопределено? Заложенное в далеком прошлом обязано было рано или поздно прорасти?

Такие размышления сейчас, когда все было готово к решающему дню, казались предательством по отношению к самому себе. Но они, словно измываясь над ним, продолжали возвращаться, лишая так необходимой ему четкости восприятия.

Дверь в комнату для ментальных тренировок бесшумно открылась, но Исхантель не вздрогнул, лишь взгляд раздраженно потемнел. В мгновения сомнений он предпочитал оставаться один.

Насколько это было возможно…

Чуть покосился в сторону вошедшей женщины, надеясь, что она, ощутив его недовольство, все-таки отступит, уйдет, дав ему возможность вернуть себе внутреннее спокойствие.

Не отступила и не ушла, направилась к нему, прекрасно осознавая, что может быть за непослушание.

Впрочем, известно ей было и другое: жрец нуждался в ней. В той части собственного «я», ради которого однажды рискнул собственным будущим.

– Что тебе? – холодно произнес Исхантель, когда Жаклин опустилась на пол у его ног.

Не униженно или подобострастно, без слепого восхищения, но каждым движением говоря: «Это было мое решение, и я готова ответить за него».

Как и он за свое…

– Таисия покинула резиденцию, мой господин, – прижавшись щекой к его колену, прошептала Жаклин.

Не та помощница главы миссии, высокомерная, больше похожая на ледяную статую, чем на живое существо, какой ее знали на Зерхане, другая. Нежная, ранимая, преданная…

Символ самоотречения и постоянное напоминание о совершенных ошибках.

Жаклин была второй, Таисия – первой.

Ни о той, ни о другой он не жалел, хоть и был вынужден за них расплачиваться.

– Наш новый друг готов? – он склонился к женщине, провел ладонью по ее волосам.

Непрошеная ласка заставила Жаклин замереть в ожидании продолжения, но резкий рывок тут же вырвал ее из мелькнувших иллюзий.

Наказывая ее за проявленное желание, он наказывал себя. За слабость.

– Да, мой господин. – Несмотря на боль, она улыбнулась, чувствуя, как возвращается в его сердце решимость. Исхантель мог как угодно жестко блокировать внешние связи, но это не мешало ей ощущать то, что он умело скрывал, пользуясь своими немыслимыми даже для самаринян возможностями. Она была его частью. Крошечной, измученной борьбой с самой собой, часто забываемой в самых дальних уголках сознания, но частью. – Он сделает все, как вы хотите.

Отпихнув Жаклин, Исхантель отошел к столу. Провел кончиками пальцев по шару из черного инурина. Камень откликнулся на тепло чуть заметным сиянием. Символ рода. Дед, словно предчувствуя свою смерть, отдал артефакт ему, а не отцу.

Это что-то значило?

– Приведи его сюда.

Женщина поднялась, но вместо того чтобы покинуть комнату, подошла вплотную к Риману, пересекая ту линию, которая могла стать надеждой на спасение.

– Она лишила тебя уверенности.

Удар был сильным и неожиданным, но Жаклин успела сгруппироваться, смягчив падение. Опоздала только подняться, Исхантель опередил, жестко ухватив за горло и прижав к стене.

– Ни-ког-да… – произнес медленно и не скрывая гнева, который позволял себе только с ней. Как знак доверия и близости? – Никогда не говори так об этой женщине! Поняла?!

Вместо того чтобы покорно опустить ресницы, Жаклин продолжала смотреть ему в глаза. Видела, как начинает теряться в дымке его лицо, понимала, что он вполне может сжать ладонь сильнее, окончательно лишая последнего шанса еще раз вздохнуть, но продолжала смотреть.

Если хотела быть с ним, должна была сопротивляться. Как только она сдастся…

Ее любить иначе он не умел.

– Иди, – тяжело вздохнув, избавляя себя от вспыхнувшей ярости, Исхантель отбросил Жаклин к двери.

Слышал, как она судорожно хватала ртом воздух, но продолжал смотреть в другую сторону, возвращая пустоту в свою душу.

Получалось плохо.

Мирайя сумела вновь пробудить зверя, которого когда-то удалось усмирить Таисии.

Желание плотского удовольствия и предвкушение. Потребность обладать, видя в глазах женщины ответную страсть. Ощущать ее необузданность, ловить стоны…

Кто-то мог считать это слабостью, он же, познав однажды сладость укрощения, не был готов забыть, отступить, не насладиться ею вновь и вновь.

Жаклин повезло, она попала в его руки, когда память о зерханке, которую вопреки традициям и правилам назвал своей женой, была еще жива. Потому и дал ей пусть и не выбор, так хотя бы его иллюзию.

Решала женщина сама, это была плата за преданность, которую она проявила. Четко осознавая собственное предназначение и понимая, чем станет для нее отказ от его предложения.

Недостаточно чистая генная карта лишала ее всякого будущего в Храме.

Жаклин смогла бы прожить и за его стенами. Работы в поле должна была избежать, достаточно образованна, чтобы использовать ее на производстве. Через несколько лет короткий союз с подобранным генетической комиссией партнером. Если потомство окажется удачным и его отклонения от эталона будут менее выражены, чем у родителей, то через три года, как только первого ребенка заберут в интернат, родит снова. Три мальчика – освободят от тяжелой работы.

Эклис не оставил планов сделать свой мир силой, с который бы считались в галактике, потребность в низших воинах была велика.