Воспоминания Элизабет Франкенштейн - Теодор Рошак

Если относительно рисунков не может быть сомнений, что они служили руководством поколениям алхимиков, которые понимали их зашифрованный смысл, то отношения между Виктором и Элизабет значительно отличались от этой традиции. Влияние их необыкновенной наставницы сказалось в том, что здесь нет и намека на женское раболепство, какое мы видим в куртизанках из «Лавандовой книги». Безусловно, именно это стоит за фразой «вместе держать зверя в узде». В тантрических текстах, лишь недавно переведенных, мы находим упоминания о практике, названной «служение богине». Там описывается техника возбуждения и продления наслаждения женщины; но, конечно, это были опять-таки проститутки. То, чего Серафина требовала от своих учеников, имеет иное происхождение и расходится с алхимической традицией, как о том позволяют судить все уцелевшие документы алхимиков, какие мне удалось изучить.

Ритуалы, которым учила Серафина, восходят к раннему периоду матриархата, когда воспроизводящая способность женщин была окружена аурой таинственности. Ее далекое от реальности историческое объяснение имеет все признаки бабьих сказок. Следует, однако, заметить, что путешественники, побывавшие в определенных отдаленных уголках Южных морей и в глубине Африки, сообщали о племенах, в которых деторождение по сей день окутано таким непроходимым невежеством, что мужчинам не отводится никакой роли в этом процессе. Возможно ли, что алхимическая традиция имеет подобное происхождение, и как далеко в прошлое она уходит, смогут сказать только дальнейшие исследования.

…апреля 178…

Меня беспокоит чрезмерная настойчивость Виктора; его нетерпение лишь усиливает мою неуверенность. Столь многое зависит от его способности владеть собой. Однако он продолжает осаждать меня просьбами приступить к «Грифону». Говорит, что принимает киноварную настойку, которую нам оставила Серафина, и это поможет ему управлять поллюцией. Но я считаю, что риск слишком велик. Умоляю подождать до поры, когда до месячных останется совсем немного и будет безопасней совершать обряд. Он соглашается — но горит нетерпением.

…апреля 178…

Я спрашиваю Виктора, не станет ли он меньше любить меня, когда я лишусь девственности. Он отвечает мне вопросом:

— А ты не станешь меньше любить меня, когда я уже не буду девственником?

— Для мужчины это не то же самое, что для женщины, — отвечаю я.

— Только потому, что мужчины не боятся этого.

— Мужчины получают; женщины теряют. Так учат всех девушек.

— Я не собираюсь «получать» от тебя. Я не какой-нибудь гнусный совратитель — или ты считаешь меня таковым?

Он уверяет, что я для него образец чистоты, которую ничто не может запятнать, образец большего целомудрия, чем моя девственность. Я спрашиваю, постарается ли он не причинить мне боли. Хочу, чтобы он знал о моих страхах. Он обещает быть очень осторожным; я верю ему, но меня бросает в дрожь от его пыла.

…апреля 178…

Этой ночью, кажется, можно… но я еще колеблюсь. Чувствую, как меня охватывает паника… прерываю обряд и умоляю Виктора подождать до другого дня. Он соглашается, но с большой неохотой.

…апреля 178…

Снова прошу отсрочки.

…мая 178…

Виктор злится, оттого что я так долго не могу решиться. Уходит на целый день в лабораторию и работает там в одиночестве.

— Ты думаешь, что мною движет похоть, — говорит он позже. — Не веришь в мою любовь.

Я клянусь, что это не так; за его любовь я бы жизнью поручилась — но любовь не защитит от опасности, которая страшит меня.

…мая 178…

Мой жуткий сон вернулся. Просыпаюсь ночью от собственного крика. Снова мне привиделось мое рождение… не могу сделать вдох. Вижу человека-птицу, который тянет ко мне когти. Проснувшись, бросаюсь к окну, распахиваю его, словно в комнате нет воздуха.

— Представь себе, — сказала Серафина, — что Великое Делание — это нечто, желающее родиться в твоей душе.

…мая 178…

Я вновь отказываюсь. Виктор говорит, что мне не хватает смелости.

— Вот отчего Делание так долго не может завершиться, — говорит он. — Из-за женских капризов. Матушка говорит, что в нем должна принимать участие женщина. А что, если женщина откажется? Что, если она слишком боится? Как тогда будет Делание продвигаться?

Он несправедлив, но я понимаю, виной тому его досада. Он жаждет узнать, чему должен научить нас Грифон, а я из осторожности удерживаю его от этого знания. И он правильно спрашивает: мол, как же тогда можно совершить химическую женитьбу?

Мне нечего ответить.

Франсина когда-то говорила мне, что матушка выбрала ее на роль Soror для Виктора. Как бы Франсина поступила на моем месте? Оседлала бы Грифона? Доверилась бы Виктору? Если б я могла спросить ее! Но мы с Виктором условились хранить все в тайне.

…мая 178…

Я заглянула в студию матушки и долго смотрела на картину с изображением девы в цепях. Преследовал ли ее мужчина, как Виктор преследует меня? Что заставило ее в конце концов уступить, любовь или усталость? Или побоялась показаться малодушной — как я боюсь?

Если бы только можно было поговорить с матушкой… но Виктор прав. Если пойти к ней, она запретит нам продолжать. И Виктор скажет, что я предала его.

Он не знает, как трудно мне решиться. Он не желает мне зла. Просит быть его помощницей. Я должна быть смелой, какою он желает меня видеть[41].

* * *

Сказала ли я это вслух? Или только хотела сказать? И услышал ли он? Или не желал слышать? Не могу вспомнить. Помню лишь охватившую меня животную панику. И сильную боль. И удивление, бывшее даже еще сильней. И после мгновения спасительного замешательства — понимание, что произошло непоправимое.

Вот что я помню о той ночи, с которой миновало уже несколько недель.

Не замечая времени, мы лежали в сладостных объятиях. Я позволила его ладони вновь и вновь скользить по моей наготе, чтобы он мог успокоить меня; позволила прикасаться ко мне везде. Он жадно ласкал мое тело, подготовляя к решающему моменту. Я вся стала вода, серебристая уступчивая вода, а он весь — огонь, алый всепоглощающий огонь. Он у него так дивно восстал, так был тверд и напряжен, я любовалась его возбуждением. Хотелось ощутить его губами. Охватить, завладеть. Чувствовал ли он то же, что я? Хотелось ли ему насытиться моей страстью? Теперь я видела, как легко делать все, что делали женщины на рисунках, ведя мужчину по самому краю желания. Как восхитительно было балансировать вместе с ним на этом краю манящей пропасти! Еще миг, и мы вскочим на Грифона и полетим, вместе правя им.