Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф

Переговоры о мире с Румынией протекали так же трудно, как и с большевистской Россией.

Собственно говоря, мы могли, исходя из нашей общей военной обстановки, заключить такой же насильственный мир, какой нам навязала Антанта. Однако подобную цель мы перед собой не ставили. Германии приходилось, выдвигая условия, считаться с тем, что она все еще находится в состоянии войны с Антантой.

С точки зрения будущего Германии нам было одинаково невыгодны как передача Добруджи Болгарии, на чем настаивала болгарская делегация, так и аннексия Венгрией части румынской территории. Лишь некоторые изменения пограничной линии для улучшения обороноспособности Венгрии я считал вполне правомерными. Определенные сомнения вызывали у нас предложения относительно присоединения Бессарабии к Румынии и сохранения ее армии. Чтобы исключить со стороны Румынии любые сюрпризы, мы потребовали от короля и его семейства покинуть страну и оставаться вне ее до заключения всеобщего мира.

Австро-Венгрия, однако, опасалась усиления в Румынии политического и экономического влияния Германии. Граф Чернин всячески этому противился и даже подставил нам ножку: он без нашего ведома и за нашей спиной отправил бывшего военного атташе в Яссы к румынскому королю с заверением обеспечить Румынии почетный мир.

Эти и подобные действия привели к тому, что в переговорах с Румынией были приняты половинчатые и неопределенные решения, наложившие впоследствии свой отпечаток на окончательный мирный договор.

Сначала возглавить переговоры поручили генерал-фельдмаршалу фон Макензену, который, однако, скоро почувствовал себя стесненным со всех сторон австро-венгерскими посредниками. 24 февраля руководство перешло к дипломатам. Главную роль все явственнее стал играть граф Чернин. Поведение статс-секретаря фон Кюльмана на этих переговорах нисколько не соответствовало нашему статусу, нашим заслугам в разгроме Румынии и нашей военной мощи. Я часто напоминал рейхсканцлеру о необходимости ускорить переговорный процесс и ожидал, что моя настойчивость и чрезвычайно выгодная позиция – мы могли атаковать Румынию со всех сторон – вдохновят наших представителей на более энергичные действия. Между тем имперское правительство полагало удовлетворить мои просьбы, идя на уступки. Именно этот факт прекрасно иллюстрирует принципиальное различие в моем и правительства подходе к проблеме.

9 марта было подписано предварительное соглашение о мире, его статьи вошли в окончательный мирный договор, заключенный в Бухаресте. Согласно условиям договора Южная Добруджа передавалась Болгарии, а над Северной Добруджей устанавливалось совместное управление государств Четверного союза. Требование Турции вернуть ей районы у Адрианополя и у реки Марицы, занятые Болгарией осенью 1914 г., удовлетворено не было. Венгрия получила, с одобрения графа Чернина и вопреки нашим возражениям, значительные куски румынской территории. Было санкционировано присоединение Бессарабии к Румынии.

Румыния по условиям мирного договора обязывалась существенно сократить свои вооруженные силы, передать часть военного имущества на хранение союзникам и выслать из страны французскую военную миссию.

Экономические статьи мирного договора не отвечали в полной мере моим пожеланиям. Для Румынии же они были довольно тяжелыми. Нерешенными остались вопросы, касавшиеся королевской семьи и дипломатических представительств Антанты, находившихся в Яссах.

Я неохотно вспоминаю эти переговоры в Бухаресте. Наконец-то 7 мая мирный договор был подписан, однако ратифицирован он не был: отпадение Болгарии сразу изменило положение Румынии и наглядно показало нам призрачность подобного мира в условиях мировой войны.

Но и этот куцый мир был назван в Германии насильственным: настолько глубоко проникла в сознание немецкого народа вражеская пропаганда и так мало сделало правительство, чтобы ее нейтрализовать.

Брест-Литовский мирный договор, заключенный 3 марта, а также предварительное соглашение о мире, подписанное в Бустее 5 марта, существенно разрядили обстановку на Восточном фронте. Это позволило перебросить на Запад более 40 дивизий. Правда, на Востоке тем не менее оставалось слишком много войск. Если можно так выразиться, мы получили мир, вооруженный до зубов. Слишком много сохранялось там опасностей. По мере упрочения положения ОКХ продолжало забирать весной и летом с Востока дополнительные части. Однако для решения неотложных военных и экономических задач на необъятных восточных просторах требовалось немалое количество войск.

Для подготовки армии к наступлению, требовавшему значительных усилий, был максимально использован зимний период 1917–1918 гг. По образцу наставления «Оборонительное сражение» разработали инструкцию «Наступление в позиционной войне». Предстояло воскресить в памяти солдат основные принципы наступательного боя, хорошо зарекомендовавшие себя в прошлых сражениях, и дополнить их новым опытом. Нужно было, не уменьшая силы атакующего удара, свести до минимума потери личного состава. Следовало перестроить солдатское мышление с войны позиционной на войну маневренную.

Были приняты все меры для оснащения воинских частей самыми лучшими военными материалами и техникой и для подготовки солдат уже не к оборонительным, как в прошлом году, а к наступательным сражениям в условиях маневренной войны.

До конца марта в сухопутных войсках продолжалась кипучая деятельность. Обучались новобранцы, практиковалось взаимодействие смешанных боевых соединений, проводились регулярные тренировки на стрельбищах. Как и в мирное время, придавалось большое значение индивидуальной подготовке солдат и укреплению воинской дисциплины, которая по-прежнему являлась основой всякой армии, главной предпосылкой успеха в бою; и по мере усиления негативного влияния событий в Германии на настроение в войсках значение воинской дисциплины неуклонно возрастало. Были организованы специальные курсы для штабных работников и высшего командного состава, а также для руководителей более низкого командного звена вплоть до командиров отделений, чьи умелые действия нередко способствовали удачной атаке.

Я снова часто выезжал на фронт, обменивался мнениями с командующими армиями, присутствовал на различных практических занятиях и беседовал со многими бывалыми фронтовиками. Ко мне поступало множество самых разнообразных мнений и предложений по чрезвычайно широкому спектру вопросов и проблем. Многочисленные разговоры о «подвижном заградительном огне» и «предполье» и сейчас звучат в моих ушах. В конце концов, ведь именно на мне лежала обязанность принимать важные решения.

В течение января и феврале были сняты с передовых позиций дивизии, которым предстояло участвовать в наступлении, частично их заменили воинские части, прибывшие с других театров военных действий. С этого момента отведенные в тыл соединения все свое время посвящали только обучению и переоснащению. Постепенно мы мобилизовали для предстоящего наступления все, что только было возможно, подтягивались и воинские части, снятые с Восточного фронта.

Мы надеялись, что с собранными отовсюду силами сможем организовать наступление на участке фронта шириной 50 километров. Намечалось задействовать на один километр фронта прорыва от 20 до 30 артиллерийских батарей, не считая минометов. На всем Западном фронте мы имели на 25–30 дивизий больше, чем у противника. Соотношение сил было явно в нашу пользу, что повышало шансы на успех. Мы намечали использовать для наступления 50–60 дивизий.