Главный противник. Тайная война за СССР - Николай Долгополов

Генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов оставил в советской разведке серьезный след.

…

Дед не принял Ельцина

— Судоплатов Петр Анатольевич, внук.

— Похожи.

— Гаишники иногда спрашивают: «А вы не родственник того?..»

— Неужели даже гаишники помнят?

— Не сержанты — кто повыше. И начальник, бравший на первую работу, тоже знал и испытывал ко мне не то что пиетет — скорее доверие.

— А вы не потому же ведомству?

— Мы с отцом и дедом так решили: на одну семью разведчиков хватит бабушки — Эмма Карловна ведь тоже служила. Я окончил МГУ, кандидат экономических наук.

— А вы сами Павла Анатольевича помните?

— Я с ним в одной комнате годы прожил, дед — мой любимый человек, — и мы идем в самую скромную боковушку. Здесь кровать дедушки, а вот моя, — объясняет Петр. — В стенном шкафу в идеальном порядке огромные папки с четко выведенными надписями: реабилитация, атомная бомба, партизанское движение… Знаменитый судоплатовский архив, на основе которого до сих пор издаются книги.

— А как относился Павел Анатольевич, 15 лет во Владимирском централе отсидевший, к власти? Чувствовали в нем обиду?

— Нет. Представляете, честно отслужить 32 года в разведке, столько совершить, а к нему в кабинет приходят и рвут генерал-лейтенантские погоны! И никакого ожесточения: человек своего сына 15 лет не видел, ему в тюрьме позвоночник сломали, а он к советскому государству испытывает большое уважение. Он в камере писал аналитические записки: как по-новому создавать спецподразделения, их роли и задачи. Кое-что из тех разработок на практике использовано.

А Ельцина дед совершенно не принял: распад Союза считал катастрофой. Объяснял мне, что тяга к власти подмяли интересы государства.

— А на что он жил?

— Дед занимался переводами: в совершенстве знал польский, хорошо немецкий. С моим отцом у него были трогательнейшие отношения, папа старался делать для него все. Потом пошли книги. Мы не жалуемся на судьбу, хотя деньги в семье всегда считали. Когда в 1991-м начался тотальный дефицит, мама даже сахар делила на всех поровну, и дедушка мне свои кусочки всегда отдавал.

— Общался с кем-то из разведки? Не боялись его, опального?

— В вакууме он не остался. Некоторые смелые люди из его круга писали сначала Хрущеву, потом Брежневу времен середины 1960-х. Просили освободить, но… С Меркадером поддерживал отношения — это Герой Советского Союза, который Троцкого ледорубом… Тот никого никогда не боялся. С Героем Советского Союза Колесниковым, со своим другом Наумом Эйтингоном, который руководил тогда в Мексике, Меркадером… А вот начальство чекистское в те годы внимания к нему проявляло мало: слишком много знал, слишком был неудобен.

— Вам, мальчишке, о профессиональных делах рассказывал?

— Вспоминал атомные истории и Коновальца. Дед говорил даже не о самой ликвидации — как несколько лет к нему подбирался, входил в доверие. У того в подчинении такие асы — профессионалы в высшей стадии подозрительности! Обхитрил, завоевал доверие. А там уже дело техники. Были и встреча в кафе, и коробочка из-под конфет с милым сердцу руководителя ОУН украинским орнаментом. Соратник Гитлера, Коновалец, был сластеной. И дед всегда говорил, что для разведчика должны сложиться обстоятельства. Ему повезло: охранник Коновальца на встречу не пришел, преподнесенную коробку с бомбой внутри любитель сладостей мог открыть прямо за столиком — и тогда конец и полковнику Коновальцу, и деду. Переживал, что от взрыва могут погибнуть невинные, но и тут повезло. Еще дед очень выделял Меркадера. Тут не в том только была задача, чтоб махнуть топором, а внедриться, подойти.

Национализм начался еще в тридцатых

— Вы, несмотря на молодость, рассуждаете прямо как профессионал…

— Это не я, это мой дедушка, потом — отец, историк разведки, мне все так объясняли. И я на всю жизнь запомнил. Меркадер, когда шел на уничтожение Троцкого, понимал, что, скорее всего, не выживет. Первая попытка со знаменитым художником Сикейросом провалилась, вторая с Меркадером удалась. Дед говорил, что тут была целая комбинация: Меркадера жесточайше избили, но не убили, потому что те, кто стоял рядом с Троцким, хотели сделать из убиенного мученика. Из Меркадера выбивали признания, что он советский агент, ради этого и жизнь ему сохранили. Но Меркадер никого не выдал.

— Но именно Павла Анатольевича обвиняют в политтерроризме.

— Дед всегда объяснял мне подоплеку. Да, и Коновалец, и Троцкий были убиты. Но давайте рассматривать все это в контексте истории. Шла борьба и за власть, и за советское государство. Украинский национализм и троцкизм стали накануне войны серьезнейшей угрозой для существовавшего тогда строя. Ликвидация Троцкого, считал дед, была государственной задачей для того режима. И ее выполнили. В войну вступили без внутренней оппозиции, и сколько жизней это спасло? А события и военных, и послевоенных лет, когда даже без своего лидера Коновальца разрозненные банды оуновцев и бандеровцев убивали в Западной Украине женщин и детей чуть не до 1950-х, доказали, что не зря дед завалил Коновальца.

Еще в 1930-е годы, считал он, начиналась борьба государства с национализмом и терроризмом. И частично та идея, которую он прописал и осуществил на практике, была использована в борьбе с националистами в Чечне. Вспомните хотя бы уничтожение Яндарбиева.

А хвастовство министра Грачева, пообещавшего взять Грозный одним полком, вызвало у него негодование.

Он был не только практиком…

— …И жестким…