Великий Гусляр-2 - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, по возрасту мне уже положено отставать от жизни. Что я и делаю…
Маленькие смерчики катились по пыльной улице, долетали до мощных лип у входа в парк и рассыпались бесследно. Ветер был горячим, бюро прогнозов намекало, что он пришел из Африки в составе циклона. Корнелий Удалов отбегал от смерчиков, жался к штакетнику, Саша Грубин шагал прямо, смерчам не кланялся, а только отмахивался от них, если вставали на пути.
— Опасаюсь, — говорил Удалов. — Горюхин подведет. От хорошего удара стол пойдет в сторону.
— Разберемся, — отвечал Грубин. — Убедим.
Над их головами репродуктор рассказывал о больших потерях обеих сторон в клубийско-варийской войне, которая достигла опасного накала.
— Мы не можем ударить в грязь, — говорил Удалов. Он волновался. Он снял кепочку и вытер ею лысину. — Двенадцать команд. Лучшие таланты района — что они подумают об организаторах?
— Разберемся, — отвечал Грубин.
Они вошли в парк. Сразу стало прохладно, ветер унялся.
Впереди слышались глухие удары.
Аллея некоторое время шла по берегу реки, и с реки доносился кислый запах — фабрики и заводы вышестоящих городов спускали туда лишние отходы.
На поляне возле эстрады для танцев работал паровой молот. Перед ним лежали на земле деревянные просмоленные сваи длиной метров по шесть. Некоторые уже были вбиты в землю так, что наружу торчали лишь столбы в метр высотой.
Паровой молот замер. Стало тихо.
— Иваныч! — крикнул из кабины усатый молодец Горюхин. — Земля. Порода плотная идет. Пересчитывай коэффициент.
— Вот, — сказал Удалов Грубину, подходя к ближайшему столбу и пытаясь пошевелить его. — Не доверяю я Горюхину.
Грубин тоже потрогал столб. Потом два других, которые были вбиты в землю рядом.
— Один бы не выдержал, — произнес он. — По четырем удар распределится.
— Ты забыл, как забивает Драконин из Потьмы? Его удар в области знают! Он на прошлых поселковых играх стальной лист прошиб. Рассматривают вопрос, чтобы ему играть в боксерских перчатках.
— А он?
— Отказывается. Как ты кости в перчатках удержишь?
Горюхину обещали премиальные, но удаловские сомнения не рассеялись. Он боялся ударить в грязь лицом перед гостями из дальних пределов Гуслярского района.
Доски с пилорамы еще не привезли. Доски будут двухдюймовые, поверх них — стальной лист.
На полу танцевальной эстрады местный художник делал плакат: «Привет участникам всерайонных соревнований по домино!» Буквы были метровые — плакату висеть на центральной площади.
Удалов постоял за спиной художника. Налетел ветер, стал рвать концы фанерного щита, пришлось зевакам, которых набралось немало, сесть на углы и держать их.
Пошел снег. Сразу похолодало. Видно, африканский циклон сменился циклоном из Норвегии. Так уже было на прошлой неделе.
— Если климатические условия будут неблагоприятными, — сказал Грубин и задумчиво запустил пятерню в буйную шевелюру, — надо будет искать резервный вариант.
Они подошли к трибунам, которые сколачивали плотники.
— Может, сделаем навес? — спросил Удалов.
— Ассигнований не выбить, — заметил Грубин.
— А если всенародную подписку?
— Уже две провели. Народ устал. И времени до завтра не осталось.
— Обойдется, — решил тогда Удалов. — У нас всегда обходится.
Крупные хлопья снега пригибали к земле траву. Один из пыльных смерчей, странным образом прорвавшись сквозь стену деревьев, выскочил на поляну и перевернул фанерный лист с лозунгом, разметав по сторонам художника и зевак. Художник ругался. Краска текла по доскам.
— Возьми себя в руки, — посоветовал художнику Удалов.
Они с Грубиным, пригибаясь, чтобы не снесло ветром, поспешили дальше, к летней читальне, где ждали команды и приближенные болельщики.
Все сидели за столиками. Удалов прошел вперед и обернулся.
Все они — соратники, бойцы, закаленные, с мозолистыми ладонями, острым взглядом, умением считать до ста и далее, знатоки дебютов и эндшпилей, известные мастера «рыбы».
— Столы будут в срок, — объявил Удалов.
За окнами стемнело. Надвинулся неожиданный буран. По стеклам колотило снегом, градом и мелкими камнями, что ветер поднял в Кызыл-Кумах.
— Включить свет, — велел Удалов, перекрывая аплодисменты.
Свет не загорелся — провода были оборваны. Звенели, рассыпаясь, стекла.
Никто не покинул зал.
— Получены заявки двенадцати команд, — кричал Удалов, перекрывая грохот бури. — В большинстве они не страшны. Но нельзя скидывать со счетов Драконина и Змиева из Потьмы.
Раздался свист болельщиков, сильнее свиста ветра.
— Но обе наши команды, — продолжал Удалов, — мы с Грубиным…
Аплодисменты.
— …и Ложкин с Погосяном…
Бурные аплодисменты.
— …готовы и не страшимся.
Гром аплодисментов.
Обратно они возвращались под проливным дождем. Было тепло. С неба изредка падали лягушки. Барометр, который уже сто лет висел на базарной площади, лежал в грязи: он упал так низко, потому что свалился со столба.
— Природа нам сильно мешает, — произнес с досадой Грубин.
— Природу будем игнорировать, — сказал Удалов. — Нам некогда отвлекаться. За деталями опасно забыть о большом.
Когда Удалов пришел домой, там царило плохое настроение.
Виновато было телевидение. Оно сообщало, что отступающие клубийские войска нанесли атомный удар по варийской столице. Есть многочисленные жертвы. Радиоактивное облако распространяется в сторону Европы.
Удалов искренне посочувствовал варийцам. Но главная проблема была в том, что горкоммунхоз мог выделить лишь тринадцать номеров в гостинице «Гусь». Два двухместных, остальные четырехместные. Можно поставить еще несколько раскладушек. Все равно болельщикам и гостям не хватит. Они съедутся из Глубокого Яра, из Муравьев и из Матейки.
Пришел пенсионер Ложкин, он был не в форме — мучило давление. Удалов ему объяснил, что в такой момент преступно думать о здоровье. Старик возражал, ссылаясь на сообщения газет о том, что слой ионосферы над Антарктидой совершенно истощился и космические лучи беспрепятственно достигают земли, губя флору и фауну. Удалов доступно объяснил, что с ионосферой справятся ответственные международные организации. У нас другие задачи. Впервые за всю историю Великого Гусляра городской команде брезжит надежда стать чемпионами района. Ложкин был сражен и пошел к себе кушать валидол.
Бывает, судьба ополчается на идею. Об этом написано в