Корректор реальности - Олег Языков

«Семерочка» пренебрежительно фыркнула мотором, пустила клуб дыма, как хулиганистая собачка задирает заднюю ногу в сторону убежавшего врага, и скользнула мне за спину. И тут же сзади загремели очереди.

Я резко положил ручку влево. Подбитый, теряющий скорость истребитель отозвался неохотно, но все же развернулся… Сзади два «мессершмитта» поливали Андрея очередями. Андрей крутился, но вот очередь уткнулась в его истребитель, он задымил, а потом вспыхнул.

Я заорал: «Прыгай!» – и начал стрелять по немцам. Попал, как мне кажется. По крайней мере, от ведомого немца полетели какие-то клочья.

Но тут ударили и по мне. От очереди по крылу мой истребитель перевернулся, поврежденный мотор пару раз чихнул и встал. Я увидел, как подо мной, с пылающим мотором, прошел ТБ. За ним распускались белые зонтики парашютов. Делать было нечего, и я прыгнул…

* * *

«…Я вызвался ехать под Бобруйск с газетами, которые мы должны были развезти на грузовике во все встреченные нами части. С газетами поехали шофер-красноармеец, я и младший политрук Котов – высокий, казачьего вида парень в синей кавалерийской фуражке и в скрипучих ремнях. Он меня называл строго официально «товарищ батальонный комиссар» и настоял на том, чтобы я ехал в кабине.

Километров за двадцать до Бобруйска мы встретили штабную машину, поворачивавшую с дороги налево. Оказалось, что это едет адъютант начальника штаба какого-то корпуса, забыл его номер.

Мы попросились поехать вслед за ним, чтобы раздать газеты в их корпусе, но он ответил, что корпус их переместился и он сам не знает, где сейчас стоит их корпус, сам ищет начальство.

Над дорогой несколько раз проходили низко немецкие самолеты. Лес стоял сплошной стеной с двух сторон. Самолеты выскакивали так мгновенно, что слезать с машины и бежать куда-то было бесполезно и поздно. Но немцы нас не обстреливали.

Километров за восемь до Березины нас остановил стоявший на посту красноармеец. Он был без винтовки, с одной гранатой у пояса. Ему было приказано направлять шедших от Бобруйска людей куда-то направо, где что-то формировалось. Он стоял со вчерашнего дня, и его никто не сменял. Он был голоден, и мы дали ему сухарей…»

Узнаете? Ну, да. «Военный дневник», и автора вы знаете отлично – батальонный комиссар Симонов. Скажете – вот враки-то! Куда ни повернись – везде Симонов. А я его туда, под Бобруйск, не посылал. Его туда послала армейская газета. А дальше – помните? Дальше было так…

«Потом мы развернулись и выехали обратно на шоссе. И здесь я стал свидетелем картины, которой никогда не забуду. На протяжении нескольких минут я видел, как «мессершмитты»…

А вот еще дальше все пошло немного не так. Потому, что около ТБ-3 случилось быть нам с Андреем. Приводить все, что записал в свой дневник Константин, я не буду. Сами прочитаете. Но вот то, что случилось, когда нас с Андреем уже сбили, я вам напомню. Этого мы уже не видели, и рассказать не могли…

«Едва мы выехали на шоссе, как над нами произошел еще один воздушный бой. Два «мессершмитта» атаковали ТБ-3… Началась сильная стрельба в воздухе. Один из «мессершмиттов» подошел совсем близко к хвосту ТБ-3 и зажег его.

Во время этого боя летчик-капитан вскочил в кузове машины на ноги и ругался страшными словами, махал руками, и слезы текли у него по лицу. Я плакал до этого, когда видел, как горели те первые… самолеты. А сейчас плакать уже не мог и просто отвернулся, чтобы не видеть, как немец будет кончать этот… самолет.

– Готов, – сказал капитан, тоже отвернулся и сел в кузов.

Самолет, дымя, пошел вниз. «Мессершмитт» шел за ним, но вдруг, кувырнувшись, стал падать. Один парашют отделился от «мессершмитта» и пять от ТБ-3. Был сильный ветер, и парашюты понесло в сторону. Там, где упал ТБ-3… раздались оглушительные взрывы. Один, другой, потом еще один. Мы проехали обратно по шоссе три километра. Столб дыма и пламени стоял вправо от шоссе. По страшным кочкам и ухабам мы поехали туда, взяв по дороге на подножку машины двух мальчишек, чтобы они показали нам путь.

Наконец мы добрались до места падения самолета, но подъехать к этому месту вплотную было невозможно. Самолет упал посреди деревни с полной боевой нагрузкой и с полными баками горючего. Деревня горела, а бомбы и патроны продолжали рваться. Когда мы подошли поближе, то нам даже пришлось лечь, потому что при одном из взрывов над головой просвистели осколки.

Несколько растерянных милиционеров бродили кругом по высоким хлебам в поисках спустившихся на парашютах летчиков. Я вышел из машины и тоже пошел искать летчиков. Вскоре мы встретили одного из них. Он сбросил с себя обгоревший комбинезон и шел только в бриджах и фуфайке. Он показался мне довольно спокойным. Встретив нас, он, морщась, выковырял через дыру в фуфайке пулю, засевшую в мякоти ниже плеча.

Он остался там, у деревни, а милиционеры, водитель и я, разойдясь цепочкой, пошли дальше по полю. Рожь стояла почти в человеческий рост. Долго шли, пока, наконец, я не увидел двух человек, двигавшихся мне навстречу. Мы все шли на розыск с оружием в руках, потому что сбросились не только наши летчики, но и немец. Но, когда я увидел двоих вместе, я понял, что это наши, и начал им махать рукой. Они сначала стояли, а потом пошли мне навстречу с пистолетами в руках…

…Летчики подходили ко мне все ближе и, когда подошли шагов на пять-шесть, направили на меня пистолеты.

– Кто? Ты кто?

Я сказал: свои!»[30]

* * *

…делать было нечего, и я прыгнул. Благо мой «ишачок» завис вверх пузом, оставалось только распустить привязные ремни и вывалиться. Высота была метров восемьсот, и я, морской звездой распластавшись в воздухе, считал про себя секунды. Вокруг я не смотрел, боялся, что лишний раз моргну – и затяжной прыжок превратится в ныряние в зеленый ковер леса подо мной… Однако сразу после прыжка, краем глаза, я заметил несколько парашютов, медленно опускавшихся на землю немного западнее меня. Туда и пойдем.

Надо мной со свистом прошла пара «мессершмиттов», преследующая оставшиеся ТБ-3. На меня они не обратили никакого внимания – впереди была легкая, жирная цель. Наконец хлопнул купол выпущенного парашюта, меня крепко дернуло, крутануло, по левому наушнику ударила парашютная стропа, и я повис метрах на двухстах. Подо мной был сплошной лес, вдали я успел заметить два низко висевших в воздухе белых купола.

Ветви приближались, я дергался как червяк, пытаясь проскочить мимо крон деревьев на свободное место. Треск, больнючие, хлесткие удары веток. Это тебе за проваленный бой, пилот! Закрывая согнутой левой рукой лицо, я повис и закачался метрах в полутора над землей. Ну, для нас это не высота… Бросив застрявший парашют, я мешком рухнул на мягкую землю. Вставать не хотелось. Передо мной, по траве, прикрывающей мягкую, песчаную почву, сосредоточенно и хлопотливо бегали муравьи. Наверное, выполняют план сельхоззаготовок… Вон, точно, тащат куда-то маленькую бабочку без одного крыла. Однако пора и мне заняться делом…