Оружие возмездия - Олег Маркеев

— Ты в командировке с Твердохлебовым был?

— Не, я сам по себе… Год до дембеля оставался, когда началось. Аккуратна день рождения Паши Грачева в Грозный попал, — ответил Павел.

«Почти два года прошло, а из него война еще не вышла», — ужаснулся Злобин.

— Дембельнулся, восстановился на юрфаке. А на что жить? Перевелся на заочное и пошел к Твердохлебову. — Он повернулся к Злобину — Кому я еще нужен? Не к бандитам же.

— Не жалеешь?

— Нет, обидно просто иногда бывает. Почему они себя хозяевами жизни считают?

Злобин внимательно посмотрел в лицо Павлу, отметил резкую морщину, вертикально разрезавшую лоб, и глаза, словно запорошенные пеплом.

«Надо будет не забыть сказать Твердохлебову, чтобы немедленно выгнал парня в отпуск или отправил на какие-нибудь курсы повышения квалификации, — решил он. — Не дай бог, сорвется и под статью залетит. И так парню молодость переломали, так еще и совсем жизнь загубим». — Вот что я тебе скажу, Паша. — Злобин постарался, чтобы в голосе не звучали менторские нотки. — Не верь, что в стране идет накопление капитала, поэтому и стреляют. Врут слюнявые экономисты и не краснеют. Если народ под пулями гибнет, а враг на нас не наступает, то какая это — война? Правильно, гражданская. Не американская же армия в нас стреляет, сами друг друга мочим. Не участвовать в этой войне нельзя, остановить — пока невозможно. Выходит, что единственный выбор, который у нас остался, — раз и навсегда определиться, под какими знаменами ты воюешь. И пусть Бог нас всех потом рассудит.

— Это она? — Павел указал на высокую блондинку, подбежавшую к «ауди».

— Госпожа Алла Бесконечная, прошу любить и жаловать! — Злобин удовлетворенно хмыкнул. — Заегозила девочка. Не думал я, что она так быстро выскочит. Уверен, без звонка к друзьям бросилась.

— А почему вы так решили?.

— Юрист должен быть психологом, Паша. Подумай сам: кому она сейчас нужна? Все по норам забились, выжидают. А по телефону легче отказать, можно вообще не снять трубку. Не дура девка, далеко не дура…

— Андрей Ильич, я на своей колымаге за ее «ауди» не угонюсь, — предупредил Павел.

— Гонок по шоссе не будет. Она недалеко собралась. Просто виси на хвосте, и все. Спорим на бутылку пива, что я знаю адрес?

— Андрей Ильич, у меня до получки полсотни осталось, — насупился Павел.

Злобин вдруг вспомнил пластиковый пакет с долларами, изъятыми у Гарика из сейфа. В глазах на секунду полыхнул злой огонь.

— Ладно, Паша, считай, на интерес забили. — Злобин выбросил окурок в окно. — Поехали!

Как и рассчитывал, через десять минут бордовая «ауди» притормозила у дверей «Балтийского народного банка», через который, если верить его записям, Гарик отмывал деньги.

Изучать банковское дело в современной России — занятие бессмысленное по определению. То, что называется у нас банковским делом, финансами, инвестициями и прочим менеджментом, таковым, по сути, не является, а чем это является на самом деле, карается в уголовном порядке во всех уважающих себя странах.

Большую часть своей истории человечество легко обходилось без банков. Сначала развились ремесла, промышленность и торговля, и лишь вслед за ними укреплялась финансовая система. Но все равно очень долго суть финансовых отношений сводилась к формуле «все куплю — сказало злато, все могу — сказал булат». В прозе это выглядело грубее: любой барон или граф мог бросить надоевшего кредитора в подвал замка, разом решив проблему задолженности. Находились даже короли вроде Филиппа Испанского, отказавшегося оплачивать векселя целому еврейскому народу, а чтобы не поднимали хай, выслал всех за пределы королевства.

Правда, очень быстро люди сообразили, что на обмане нормальную жизнь не построишь, и решили платить по долгам, а злостных неплатильщиков сажать в долговые ямы. И кредит стал нормой жизни. Оказалось, что надежнее не воровать и грабить, а работать, откладывая лишнюю копейку на черный день. А если золота не хватает, то иди грабь папуасов или индусов с инками, они в плавающем курсе валют ни бельмеса не соображают, дикий народ, с такими только так и поступать надо. Пиратство и прочую экономическую самодеятельность быстро прекратили, по-, весив всех несогласных, а грабеж недоразвитых народов провозгласили колониальной политикой. Так на трудолюбии, верности слову и страхе перед законом и взошла мировая финансовая система.

Но торные пути прогресса не для нас. Россия, если не удается идти впереди планеты всей, забирается в такие буераки, что ни карт, ни теорий рациональный европейский ум разработать для них не может. Приходится импровизировать, и, если лень, но надо, в России делают с точностью до наоборот. Во всем мире сначала создали систему производства материальных средств и как ее обеспечение — финансовую систему, и лишь в двадцатом веке она стала самостоятельной производительной силой. У нас в ходе перестройки сначала угробили производство, затем создали товарные биржи, а когда не осталось ничего, открыли банки. Когда выяснилось, что в стране шаром покати, а банки есть, им на забаву выпустили ГКО и прочие финансовые фантики.

Российские банки бывают двух видов: «бухгалтерии» и пирамиды. Про пирамиды после Мавроди знает каждый: это когда берут у всех сразу, а отдают немногим и не все. Банк типа «бухгалтерия» — это Госбанк СССР в миниатюре: начисляй зарплату, обсчитывай производство, проводи сквозные платежи со смежниками и ни о чем не думай: будет жив завод или акционер-кормилец, будет и зарплата банковским клеркам. И те и другие банки перекачивают деньги в нормальные швейцарские банки, но это уже высокая политика, поэтому мелкоту к столь серьезному делу не допускают. Лишь избранные и назначенные гении финансов прокручивают кредиты, уводят валюту в оффшор, потом кредитуют сами себя по новой, и так до бесконечности и полного самоудовлетворения.

Дубанов был банкиром. И, как у всякого приличного молодого банкира, речь его состояла из смеси экономических терминов, блатной фени и жаргона сексуальных меньшинств. «Балтийский народный банк», который он возглавлял, по всем признакам был нормальным среднестатистическим российским банком — пирамидой для вкладчиков и «бухгалтерией» для своих. Начинал банк с двух арендуемых комнаток, а через год уже имел собственное здание, штат в четыре сотни клерков и кредитные линии с западными банками. Для непосвященных и пропагандистов реформ Дубанов представлял собой пример человека, «раскрутившего дело с нуля благодаря инициативе, настойчивости и знаниям». Так, во всяком случае, писалось в проплаченных Дубановым статьях. Лишь он да немногие посвященные знали, чего стоила и чем оплачена карьера банкира.

Сергей Дубанов родился вовремя. Пионерское детство пришлось на расцвет развитого социализма, старшеклассником оплакал всех по очереди генсеков и первый кооператив открыл на последнем курсе экономического факультета ЛГУ. Страна в тот год шила куртки из вареной джинсы, катала майки с надписью «Perestroika», осваивала оптовую торговлю компьютерами, без страха зачитывалась «Архипелагом» и искала дорогу к Храму. А Сергей Дубанов искал свое место в новой жизни. Его родина, судя по всему, решила покончить жизнь самоубийством, но Сергей хотел жить. И жить хорошо.