Невидимка. Идеальные убийства - Дэвид Эллис

Для такого педантичного человека, как Уинстон Грэм, это почти официальное приглашение.

— Сюда! — кричу я. — Посмотрите здесь!

— Отойди, черт возьми! — бурчит Букс, хватая меня за руку и отдергивая назад.

Затем он поспешно показывает пальцем на шкаф. Агенты приближаются к нему со всех сторон. Один из них снимает с петель замок. Затем агенты одновременно хватаются за ручки дверей и распахивают их.

Внутри шкафа все так же, как и в любом другом шкафу. Три полки, две из которых абсолютно пустые. На третьей — центральной — что-то лежит.

Небольшая стопка листов бумаги.

Обвязанная фиолетовой тесемкой.

— Это, черт возьми, что такое? — спрашивает Букс, подходя к шкафу и бросая взгляд на верхний лист. — Что это еще за «сеансы Грэма»?

Уже светает, небо над нами светлеет, предвещая наступление дня, но пока еще довольно темно. Мы едем по шоссе в обратную сторону, сидя в крытом грузовике спецназа, используя пол кузова в качестве стола и раскладывая на нем листки обнаруженной стопки. Напечатанный на них текст содержит размышления серийного убийцы, которые сам он назвал «сеансы Грэма». Они все пронумерованы — в общей сложности их двадцать два — и датированы. Похоже, он записывал свои разглагольствования на один из тех современных высокотехнологичных диктофонов, которые автоматически преобразуют звучащие слова в печатный текст.

И вот уже все «сеансы Грэма» разложены на полу грузовика. Сначала мы эти записи просматриваем. У нас еще будет время на тщательный анализ его слов и фраз, и потратим мы на это далеко не один день.

Сейчас же мы просто ищем какие-нибудь зацепки относительно того, где этот монстр может скрываться. Поэтому я, быстро пробегая глазами по содержащемуся на этих страницах отвратительному самовосхвалению и циничной браваде, которой он сопровождает описание пыток своих жертв, ищу что-нибудь такое, что дало бы мне какую-нибудь подсказку…

— Мэри! — громко говорю я.

Некто по имени Мэри упоминается в записи «сеанса» номер двенадцать, а именно разговор с женщиной в каком-то баре. А затем эта Мэри снова и снова фигурирует в последующих «сеансах». Ей даже уделяется все больше и больше внимания с каждым новым эпизодом, который я читаю. Он испытывает к ней какие-то чувства. Он открывается ей. Он начинает терзаться из-за нее. Он постепенно влюбляется в нее.

Мэри — барменша, посещающая курсы в колледже и пытающаяся избавиться от алкогольной зависимости. Но какая у нее фамилия? Где она живет? Нам что, придется по всей Пенсильвании разыскивать женщину по имени Мэри?

Затем мы замечаем, что он дает слабину после того, как осознает, что мы уже подбираемся к нему. Самовосхваление все еще прорывается в его разглагольствованиях то там, то сям, но он явно начинает нервничать. Постепенно он теряет уверенность в себе, хотя и пытается убедить себя — и нас, — что этого не происходит.

Как он поступит по отношению к Мэри?

— Нам необходимо ее найти, — бормочу я.

Букс подносит портативную рацию ко рту.

— Как там у нас насчет собак, отыскивающих человеческие останки?

— Собаки здесь, — раздается из рации чей-то голос. — Мы начнем с его приусадебного участка и затем отправимся в лес за домом. А еще мы прямо сейчас направим агентов прочесать его.

— Давайте читать дальше, — говорит мне Букс. — Где-то должна всплыть еще какая-нибудь подсказка.

Однако я уже почти все прочла, но больше ничего не обнаружила. Читая запись «сеанса» номер двадцать один, датированную вчерашним днем — то есть воскресеньем, когда он улизнул от нас на стадионе «Форд Филд», — я почувствовала, что Грэм теряет самообладание. Хорошо. Замечательно. Однако после его последних произнесенных в тот день слов у меня мурашки бегут по коже.

«Она знает слишком много».

— Он собирается ее убить, — говорю я.

А затем я дохожу до последней записи, датированной сегодняшним днем, то есть первым октября.

«Сеансы Грэма» Запись № 22 1 октября 2012 года

Я не… я не хотел этого для тебя, Мэри. Я не хотел этого для нас. Ты должна мне поверить. Пожалуйста, скажи мне это — скажи, что ты веришь тому, что я сейчас говорю. Все это время я лгал тебе. Лгал самому себе, убеждая себя, что с тобой я мог бы быть другим и что все могло бы быть по-другому. Но, пожалуйста, поверь мне сейчас. Пожалуйста, поверь мне, что, если бы я встретил тебя раньше, все было бы по-другому и я изменился бы. Я знаю, что изменился бы. Изменился бы ради тебя, Мэри.

Но сейчас уже слишком поздно, и я не могу позволить тебе… Нет, Мэри, я не могу. Я сожалею об этом — сожалею так, как ни о чем не сожалел за всю свою жизнь. Откровенно говоря, раньше я никогда ни о чем не сожалел, а теперь вот сожалею, потому что ты открыла во мне кое-какие качества, и мне хотелось бы дать им возможность проявиться и хотелось бы изучить их вместе с тобой. Я знаю, что мы смогли бы это сделать, и все было бы в порядке. Пожалуйста, пойми, Мэри, что у меня нет выбора. Пожалуйста! Я не могу этого не сделать, потому что, хотя ты, возможно, тоже полюбила меня в ответ на мою любовь, они найдут тебя и заставят рассказать обо мне все, а я не могу позволить им поступить так с тобой. Если бы я мог сейчас оставить тебя в покое, я бы именно так и поступил, но я не могу. У меня нет выбора. Ты понимаешь это, да? У меня нет выбора. Я тут бессилен.

Они уже идут сюда за мной, Мэри, и они наверняка расскажут тебе обо мне всякую всячину. А я не могу позволить тебе выслушивать их, потому что они представят все более ужасным, чем оно есть на самом деле. Да, именно так они и поступят, а я им этого позволить не могу. Я предпочитаю, чтобы ты запомнила меня как человека, который любит тебя, потому что я и в самом деле люблю тебя, Мэри. Я клянусь тебе, что и в самом деле люблю тебя и что во мне проснулась способность любить благодаря тебе.

Ты не будешь любить меня, если услышишь то, что они расскажут обо мне. Ты не будешь любить меня, если узнаешь правду. Думаю, ты никогда и не полюбила бы меня, если бы знала правду. Нет, не полюбила бы. Никто не полюбил бы меня! Ну как они смогли бы меня полюбить? Как кто-нибудь смог бы… А теперь тихо, Мэри. Тихо.

Я к тебе неравнодушен, Мэри, моя дорогая, дорогая Мэри Лэйни, и я всегда буду любить и помнить тебя, и этого должно будет хватить. Пожалуйста, пойми, моя милая Мэри. Пожалуйста, пойми, что я делаю это из любви и что мне очень хотелось бы, чтобы все было по-другому. Эх, ну почему это не может быть по-другому? Почему они не могут просто оставить меня в покое и дать нам шанс стать другими, стать лучше?

Теперь же у нас ничего не остается, и я не могу позволить им причинить тебе боль или настроить тебя против меня. Я не позволю никому уничтожить то, что у нас с тобой было. Не позволю.

А теперь спи, моя дорогая, моя милая принцесса. Спи и носи меня в своем сердце — как я всегда буду носить тебя в своем.