Тормоза для блудного мужа - Дарья Донцова

Я заставила себя посмотреть на Оксану.

– Я никак не могла найти ответа на вопрос, почему Вера, выйдя замуж за Константина, поселилась в не очень просторной квартире Орловых? Даже когда у нее родилось двое детей, не перебралась к матери, которая одна шиковала в многокомнатных апартаментах. Наталья Петровна вскользь упомянула, что она постаралась заменить невестке маму, а еще она сказала, что Вера раз в неделю навещала Аллу, возвращалась всегда на взводе, никогда не звала мать в гости к Орловым и не знакомила Костю с тещей. А потом Вере пришлось нанять матери сиделку, и свекровь узнала про ее психическую нестабильность. Думаю, тихая, неконфликтная Алла мучилась от того, что знала: Вера убийца. В конце концов психика ее не выдержала. Когда я была в больнице у Мамалыгиной, та начала хвастаться своей большой квартирой, с детским восторгом рассказывала про «вот такие огромные комнаты», вспоминала безделушки, посуду, то, как она продала одну маленькую статуэтку и безбедно жила на вырученные деньги. Восторженное повествование больная перемежала восклицаниями: «Они сами умерли. Сами! Сами умерли!» Видно, тема смерти родственников до сих пор волнует Мамалыгину, и она пыталась убедить себя в непричастности дочери к убийству. Мне бы обратить внимание на ее слова, но Алла выглядела сумасшедшей, вот я и не задумалась над ее речами. Но вы не ответили на вопрос, почему Степан женился на Алле.

Оксана ответила:

– Он любил ее, постоянно приходил к Мамалыгиной, помогал ей. Борис был мерзавец и пьяница, он издевался над женой и дочерью. А Степан очень положительный, правильный мужчина, но он считал, что супруга и ее дочь – объекты воспитания, и пускал в ход кулаки. Если Алла и Вера поступали, по его мнению, не так, Степан наказывал и жену, и падчерицу. Делал он это из благих побуждений. Но какая разница? Оба брата применяли физическое насилие.

– Странно, что Вера так долго ждала, не избавлялась от отчима, – вздохнула я. – Не сразу его убрала.

Оксана поежилась и накинула на плечи шерстяной платок, висевший на спинке стула.

– Как-то раз Георгий Петрович вызвал Верку в свой кабинет и начал пытать. Он просек, что Иосифову дома мутузят, и сказал: «Не бойся, можешь мне сказать правду, твоих родственников лишат родительских прав, ты будешь жить в интернате, там тебя никто пальцем не тронет». И Верка сообразила: надо молчать, иначе ее в детдом запихнут, не дай бог Сметанин поднимет шум. Вот Степан и жил до того момента, пока падчерица не подросла и ей более не грозило очутиться на попечении органов опеки. Верка боялась интерната, она решила, что девочку из полной семьи точно туда не отправят, лучше не рисковать, потерпеть отчима. Из двух зол – жить в интернате или терпеть побои – она выбрала, на ее взгляд, меньшее.

– Странно, что Алла до сих пор жива, – пробормотала я, – в особенности если учесть привычку Веры устранять проблемы радикальными методами и вспомнить, что мать догадалась, чем занималась дочь.

– Можете мне не верить, но Вера обожала Аллу, – воскликнула Оксана. – Она хотела обеспечить ей счастливую жизнь и ради этого пошла на все!

В моем кармане зазвонил сотовый, я приложила телефон к уху и услышала нервный голос:

– Дарья? Это Натэлла. Вы просили позвонить, если я что-то вспомню. Так вот! Всю ночь я думала и поняла! Нам необходимо встретиться! Срочно!

– Быстро не получится, – ответила я, – но как только освобожусь, потороплюсь к вам!

– Позвоните, когда соберетесь, – попросила Саркисян, – я сижу дома.

Я положила мобильный на стол и уставилась на Оксану.

– Кто из девочек непосредственно убивал несчастных?

Григорьева начала комкать край шали.

– Меня приняли в Братство, когда уже все случилось! Я была самая младшая и очень испугалась, узнав правду. Вера подробностей не рассказывала, а я не лезла с расспросами, поймите, мне было до беспамятства жутко.

– Зачем тогда вы присягали на верность Братству? – удивилась я.

Оксана всплеснула руками.

– Неужели не понимаете? Повторяю, я была малышкой и многое бы отдала, чтобы тогда случайно не подслушать разговор Веры с Алисой. Спиридонова уже в школе была наркоманкой, глотала таблетки, хотела меня убить. Пришлось вступить в Братство, давать клятвы, я очень испугалась за свою жизнь. Вообще-то большинство детей создает всякие тайные общества, это игра.

– Но в вашем случае ребячья забава переросла в нечто преступное, – сказала я.

– Я не имела никакого отношения к преступлениям, – зашептала Оксана. – Я примкнула к ним, когда они уже все сделали, просто заваривала им чай, мыла после собраний посуду! Братство часто устраивало всякие мелкие пакости учителям, типа клея, налитого в ботинки физрука, который высмеял на уроке Нику. Мы собирались по средам, и они планировали месть, думали, кому потихоньку нагадить. Я всего-то служила им домработницей! Убили родственников они до моего вступления в общество.

– Степана убило током от телевизора, когда Вера поступила в институт, – напомнила я.

– Ну да, – нехотя согласилась Оксана, – но… понимаете… Вера меня любила, она сказала Алисе: «Ксютка маленькая, вот чуть подрастет и нам станет в серьезных делах помогать, а пока пусть просто мелкие пакости делает!»

– Мелкие? Какие? – не поняла я.

Григорьева опустила глаза.

– Члены Братства друг друга защищали. А кто еще мог нам помочь? У всех дома было плохо и в школе тоже. Над Верой вечно смеялись из-за одежды, она ходила в уродских вещах, донашивала за другими юбки с кофтами. Больше всех над ней потешалась Света Ремнева. У той отец был летчик, доченьке из-за границы наряды привозил. Ну я ей пару раз пальто в раздевалке ножницами порезала. Генка Фисеев Алису дразнил, кривлялся и говорил: «Ты – плод пьяного зачатия, мама твоя с каждым за бутылку ложится». Я у отчима таблеток от давления взяла и Генке в столовой в суп кинула! Вот уж все повеселились! Фисеев сам на алкоголика стал похож, шел, качался, а потом описался! В коридоре! При всех! На следующий день он на занятия не пришел! Его родители в другую школу потом перевели. Нас никто и заподозрить не мог, потому что я маленькая, а Вера и Алиса в столовку вообще не ходили!

– Вы сейчас намеренно не упомянули Ирину с Никой? – спросила я.

Оксана сгорбилась.

– Ирина не знала, что я вошла в Братство. Она тогда почти опсихела, в собраниях не участвовала. Все по матери плакала, а потом начала отца упрекать, кричала: «Ты ее убил, чтобы на Лизке жениться!» А когда в институт поступила, в эту квартиру перебралась, порвала с Георгием Петровичем связь. Я только удивлялась, когда ее крики слышала. Ирка согласие на смерть Ларисы дала, она ее инсценировать помогла, а потом отца гнобить стала. Ну и как это назвать?

– В психологии это носит название посттравматический синдром, – пояснила я. – В бытность преподавателем я увлекалась научной литературой. Бывают убийцы, которые испытывают раскаянье, им плохо от содеянного, но признать свою вину они не могут. И мозг подсовывает им решение проблемы: надо вытеснить из сознания все воспоминания о своем участии в преступлении, поверить, что ты не сам убил человека, а кто-то другой. Ирина убедила себя в виновности Георгия Петровича, перенесла на него свою вину, возненавидела отца и ушла из дома.