Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий - Лариса Андреевна Черкашина

история памятника Пушкину, что украшает ныне одну из площадей Ухты, некогда негласной «лагерной столицы», поистине уникальна. Ведь создан памятник за тюремной решёткой, а изваян руками заключённого.

От Чибью до Ухты

История Ухты недолгая. Вначале, в августе 1929-го, к устью реки Чибью прибыла необычная экспедиция из ста двадцати пяти человек. И весьма пёстрого состава: были в ней и арестанты – политические и уголовники, – и вольнонаёмные, и охранники. Тогда-то и зародился посёлок, получивший своё название Чибью и причисленный к Печорскому округу Коми АССР. Через десять лет, в 1939-м, Чибью переименовали в Ухту, а с 1943 года посёлок стал городом.

Силами той экспедиции пробурено несколько нефтяных скважин, возведена буровая. А вскоре, 2 ноября 1929-го, явился на свет приказ: «Сего числа вступаю в обязанности руководителя Ухтинской экспедиции Северных лагерей особого назначения ОГПУ. О ходе работы по всем отраслям ежедневно информировать меня».

Николай Александрович Бруни за работой в лагерной мастерской. 1936 г.

Подписал приказ Яков Моисеевич Мороз, единоличный «хозяин Ухтпечлага», как любил он себя именовать. О лагерном начальнике сохранилась страшная память.

«Был тут и знаменитый Мороз, – вспоминал писатель Олег Волков, бывший заключённый, – заявлявший, что ему не нужны ни машины, ни лошади: дайте побольше з/к (заключённых) – и он построит железную дорогу не только до Воркуты, а и через Северный полюс. Деятель этот был готов мостить болота заключёнными, бросал их запросто работать в стылую зимнюю тайгу без палаток – у костра погреются! – без котлов для варки пищи – обойдутся без горячего! Но так как никто с него не спрашивал за «потери в живой силе», то и пользовался он до поры до времени славой энергичного, инициативного деятеля, заслуживающего чинов и наград».

Лагерная жизнь шла по своим суровым законам: все обитатели Ухтпечлага, оказавшиеся в бараках за колючей проволокой (хотя она не особо здесь была и нужна, бежать некуда: на сотни вёрст в окрест тундра, снега или непроходимые болота), призваны были осваивать северные богатства, укреплять мощь советской страны.

Близился 1937 год, а вместе с ним и пушкинский юбилей – столетие со дня смерти поэта, и лагерное начальство не пожелало остаться в стороне от культурных веяний. Заключённого Николая Бруни вызвали к начальству, где он и услышал приказ: изваять статую Пушкина к торжествам и водрузить памятник в центре поселка.

Да, начальник Ухтпечлага Яков Мороз явно знал о творческих способностях заключённого Бруни, ведь того ещё прежде перевели с тяжёлых лагерных работ, дабы тот рисовал портреты охранников, их жён и детей.

Для работы над будущим памятником Николаю Александровичу выделили на берегу реки Ухты дощатый сарай, громко именованный «мастерской». Каким-то чудом уцелела фотография, запечатлевшая художника в его творческом порыве. Материалы для увековечивания памяти русского гения были отнюдь не «вековечными» – не бронза и не гранит, а самые что ни на есть обыденные – кирпич да бетон.

Но было главное – талант мастера и его глубокая любовь к поэту!

Из династии художников

Кем же был ваятель пушкинского памятника? Да, по сути, Николай Александрович Бруни вовсе не был скульптором, и памятник Пушкину – единственное его детище. Да и кем ему только не доводилось быть! Вот как о Николае Бруни повествует интернетовская Википедия: «Музыкант, поэт, прозаик, лётчик, Георгиевский кавалер, священник и авиаконструктор». Чем не русский Леонардо да Винчи?!

Николай Бруни гордился своей старинной родословной, основателем коей стал выходец из Италии Антонио Бароффио. Его фамильное древо пестрит именами известных в России художников и архитекторов.

Прадед Николая Александровича – Константин Бруни – приходился родным братом Фёдору Антоновичу Бруни, ректору Императорской академии художеств в Петербурге. (Живописный шедевр его кисти «Медный змей» украшает ныне Русский музей, а в мемориальной квартире поэта на Мойке хранится другая работа профессора Фёдора Бруни «А.С. Пушкин на смертном одре». Добавлю, академик живописи был ровесником погибшему поэту.)

Отец Николая Бруни – Александр Александрович Бруни – прославился как архитектор Таврического дворца; брат Лев также избрал стезю художника.

Сам будущий создатель памятника поэту (и будущий заключённый Ухтпечлага!) родился в Петербурге в апреле 1891-го и до декабря 1934-го жил насыщенной духовной и творческой жизнью. Не всегда, правда, счастливой, но всегда деятельной.

Вот оно, начало творческой биографии: в 1913-м, последнем мирном году для России, Николаю Бруни вручили диплом Петербургской консерватории об окончании класса по фортепиано. Но пианистом Бруни долго быть не пришлось, его увлекла живопись, затем захватила страсть к иностранным языкам. Но вскоре все былые увлечения затмила поэзия: стихи Николая Бруни печатались в литературных альманахах Петербурга, у него появились поклонники и поклонницы, а сам он вошёл в сообщество, где заманчивым блеском сияли имена звёзд Серебряного века. В их числе и Константина Бальмонта, тогдашней поэтической знаменитости. С ним-то и сдружился молодой поэт Николай Бруни.

С началом Первой мировой добровольцем ушёл на фронт, был санитаром. Проявив в боях недюжинную для санитара доблесть, летом военного 1915-го направлен был на авиационные курсы в Петроград. После окончил авиационную школу в Севастополе, получил звание «военный лётчик» и отбыл на фронт, в 3-й армейский авиационный отряд. Николай Бруни слыл воздушным асом: за лётное удальство награждён тремя Георгиевскими крестами, произведён в прапорщики. Так что отваги и мужества ему было не занимать. Да и удача сопутствовала герою!

Обет

Но 29 сентября 1917-го удача изменила ему: в воздушном бою под Одессой самолёт, ведомый Николаем Бруни, был подбит противником. Стрелок, его напарник, погиб на месте. Сам лётчик тяжело ранен: удар был такой силы, что рукояткой управления расплющило серебряный нательный крест. Словно некое небесное знамение! Тогда в воздухе, в горящем пикирующем самолёте, Николай Бруни дал обет: если ему свыше даруют жизнь, он посвятит её Богу! Обожжённого, израненного пилота подобрали свои, отправили в лазарет. В военном госпитале явлено было Николаю Бруни чудесное видение: ласково и ободряюще взирал на него присевший на краешек кровати сам Николай-угодник…

Осенью того рокового для России семнадцатого года, выйдя из госпитальных ворот, Николай Александрович понял, что возвращаться ему некуда – его авиационная часть перестала существовать. Пришлось остаться в Одессе. Однако и Одессу, оккупированную австрийцами, пришлось покинуть. Ничего не оставалось, как перебраться в Москву, где он и вступил в ряды Красной армии. В Первый авиационный отряд, став его командиром.

На исходе 1918 года случилось в жизни Николая Бруни счастливое событие: он обвенчался с милой барышней Анной. Свадьбу сыграли с размахом, было много друзей, и в их числе