Наследный принц - Оксана Зиентек

Велимир замолчал, ненадолго, снова погрузившись в свои размышления. Потом, подумав, добавил: «Ты бы, княжно, к девицам своим присмотрелась. Их без меня тебе сватали, не знаю я, кто, случись что, за князем руку потянет, а кто — за княжичем».

— Думаешь, дойдет до такого? — Нахмурил брови Генрих, присутствовавший при разговоре.

— А кто его знает, — уклончиво ответил посол. — Конечно, князя нашего просто так не взять. Сына ему, конечно, жаль, но спуску князь Любомир не даст ни чужим, ни своим. А княжне бы поберечься, чтобы никакая смочья скора по мелочи на напакостила.

— Сделаем, — кротко кивнул кронпринц. — А что это за шкура такая, что вы ее все время поминаете? — Спросил он уже с интересом.

— Да-а… — Посол помялся немного, переглядываясь с Либуше, а потом все же ответил. — Баснь такая у нас есть, старая очень. Про предателя одного. Это уж пусть тебе жена на досуге расскажет.

Вечером, само собой, именно об этой шкуре разговор и зашел. Правда, на этот раз Генрих видя состояние жены, увел ее в своей кабинет. Сам, как у них повелось в особых случаях, сварил кофе на углях, налил в серебряные наперстки по капельке ароматного меда.

Либуше принимала заботу, задумчиво глядя в огонь. Только молча кивнула, когда Генрих, буквально, всунул ей в руку питье. Отпив глоток, Либуше начала свой рассказ ровным голосом, словно читала с огненных страниц.

— Это было давным-давно. Если хочешь знать точный год, посмотри в ваших хрониках, когда вы у нас кусок Поморья оттяпали. Один сын князя не пожелал ждать, пока отец передаст ему власть законно, и сговорился с заксами.

Много наших погибло, много попало в полон. В том числе, княжна, единокровная сестра предателя. Наверное, на сына князь бы и не подумал, но выдала его смочья (драконья по-вашему) шкура. Кто-то из магов проклятие на предателя наложил, вот оно на княжиче и выплыло.

— А как она выглядит, шкура эта? — Генриху стало интересно. Все сказанное больше походило на сказку. Но в заксонских сказках рыцари обычно сражались с драконами, а не оборачивались в них.

— А кто его знает? — Либуше пожала плечами. — Говорят, человек чешуйками покрывается, а потом умирает. Но никто из рассказчиков сам такого не видел. Говорят, уже тогда об этом колдовстве только самые старые маги и помнили. Не любо оно Свентовиту.

— И что же было потом? Сняли с твоего предка проклятие? Тогда ведь уже ваша династия правила?

— А ничего. — Либуше зябко поежилась и отпила кофе. — Не снимается это проклятие. И кто его наложил, тоже так и не узнали. Ну, или мне эти хроники не показывали. А наследовал вместо него младший брат его отца — князь Земовит. Это потом уже его сын — Болеслав Хоробрый вашим на границах жару задавал пока не замирились.

— Надо же, как интересно история поворачивается, — Генрих невольно улыбнулся. — князь Болеслав — талантливый полководец. А, оказывается, мог князем и не стать.

Некоторое время супруги сидели рядышком, молча думая каждый о своем. Наконец-то Либуше надумала что-то. Тряхнув волосами, ради позднего времени освобожденными от прически, она повернулась к Генриху.

— И что теперь со свитой моей делать будем? Если им теперь веры нет?

— Ну-у, замуж отдавать, наверное? — Пожал плечами кронпринц. — Не пойман — не вор. А из-за одних подозрений отсылать их обратно к твоему отцу — он же первый засмеет. Скажет, хорошо зять, девчонок испугался.

— Родич твой Любине понравился. — Либуше снова задумалась о своем.

— Да? — Генрих оживился. — Тетя Матильда будет рада, что Йенс наконец-то остепенится.

— А что невестка — вендка, ничего? Нас тут некоторые все еще дикарям считают.

— Скажешь тоже! — Теперь Генрих позволил себе рассмеяться искренне, чувствуя, как спадает напряжение. — Она уже любой рада была бы. Хоть вендке, хоть вообще номадке южной. Только чтобы уже женить его, наконец. Иначе род угаснет.

— А сам-то он что говорит? — Спохватилась княжна, вспомнив, что это девицу можно не спрашивать. А полноправный граф, пожалуй, может и заартачиться.

— Ничего не говорит. Ему главное, чтобы жена достаточно умной была. Чтобы не ревновать к работе. Йенс у нас больше ученный, чем вояка.

— Оно и неплохо. А с остальными что?

— Найдем кого-нибудь, — благодушно пообещал Генрих. — В конце концов, мало ли неженатых рыцарей. Желательно, из провинции, — подмигнул он жене.

В этот вечер они еще долго говорили. Речь шла то о важных делах, то о совершенных пустяках. Постепенно Либуше оттаивала. Горечь, охватившая ее при известии о предательстве брата, уходила, растворяясь в насущных хлопотах.

Когда жена вдруг затихла посреди фразы, Генрих сначала не обратил внимания. А когда оказалось, что Либуше так и заснула, прямо в кресле, лишь улыбнулся. Подхватив жену на руки, он отметил про себя, что она опять превращается в аппетитную пышечку и будет жаль, если новые волнения заставят ее похудеть.

Передвигаться со спящей княжной узкими коридорами потайных ходов было неудобно. Да и не нужно. Узкая солдатская кровать уже не раз сослужила супругам добрую службу. Вот и в этот раз Генрих решил ночевать на месте. Уложив Либуше в постель, он еще вернулся, чтобы демонстративно выставить на рабочем столе парные чашки — намек секретарю, что в комнате для отдыха кронпринц не один.

Потом еще была нелегкая задача найти место в постели, не потревожив жену. С трудом устроившись, Генрих с облегчением задул свечу. Кажется, в этот раз обошлось. Можно считать очередное испытание они выдержали.

Проснулась Либуше от того, что ей было жарко. Попытавшись в полусне освободиться, она почувствовала, что одеяло начало сопротивляться. Открыв глаза, Либуше осознала, что сопротивлялось не одеяло. Сопротивлялся Генрих, который был в край этого злосчастного одеяла завернут. А так, как лежали они на узкой кровати в комнатке за кабинетом кронпринца, одеяло у них было одно на двоих. И Либуше, стаскивая одеяло с себя, раскрывала заодно и мужа. А тому, видимо, жарко не было. Или было, но не настолько, чтобы шевелиться.

Пришлось смириться. Тем более, что вся эта борьба оказалась бесполезной. Основным источником тепла выступал именно Генрих, а его будить было жаль. Судя по едва различимым контурам предметов, за крохотным окном еще даже не начинало рассветать. Либуше закрыла глаза и попробовала уснуть, но сон не шел. Оперевшись на руку, она от нечего делать начала разглядывать спящего мужа.

Спокойный сон и ночной полумрак смягчили выражение лица кронпринца. Черты уже не казались такими резкими, зато можно было рассмотреть красиво очерченные брови, четкую линию скул. Сейчас Генрих казался почти красивым. Даже крупноватый нос — наследие предков-южан — не сильно портил картину.

Либуше смотрела на него и снова не могла понять, чем он так оттолкнул ее в первую встречу. Да, на богатыря из полабских легенд не похож. Но хорош. А вот той принцессе из далеких краев, наверное, пришлось несладко. Интересно, как она выглядела, если даже многократно разбавленное кровью северян, ее наследие все еще дает о себе знать в потомках?