Холодное пламя Эригона - Андрей Ливадный

— Иван… Андреевич… Это… Герда… Вы… не забыли… меня… Помогите… Молю… Я… Я умираю…

Силы покинули ее.

Герда медленно опустилась на пол. Гулкая струя воды продолжала бить в дно пластиковой раковины, рассыпая бодрящие брызги.

Она уже не воспринимала ответа. Кирсанов что-то говорил, быстро, настойчиво, но измученное сознание отказывалось преобразовать получаемые имплантом сигналы в звуки.

Герда не солгала. Она действительно находилась на грани жизни и смерти.

Космическое пространство системы Элио.

Станция ВКС Конфедерации Солнц…

Звуки вернулись неожиданно, раньше, чем зрение, раньше, чем она смогла осознанно мыслить, они долетали сквозь ватное покрывало безвременья, став тем источником, внешним раздражителем, что собственно и привел к пробуждению рассудка.

Плохо понимая слова, она с непонятной жадностью ловила их звучание, наверное, затем, чтобы запомнить и осмыслить позже…

Вряд ли находящиеся поблизости люди подозревали, что сознание к ней вернулось. Несколько голосов, которые немного различались по тембру, долетали до слуха Герды, с одной стороны возвращая надежду, с другой подталкивая разум к страшным воспоминаниям пережитого…

— …ее жизнь вне опасности. Теперь мы уже уверены. Основные показатели жизнедеятельности стабилизировались.

— Меня серьезно беспокоит, вернется ли Герда к нормальной жизни?

— Вы задали некорректный в данной ситуации вопрос. Иван Андреевич, при всем уважении, вы должны понять, — делать прогнозы или давать обещания мы не в состоянии. Не тот случай. Ее разум длительное время находился под воздействием некоей силы…

— Так, Роберт, давайте говорить предметно. Констатировать воздействие на разум человека, не вычислив его вероятный источник, не классифицировав метод, которым оказывалось давление, вы не в праве. Я видел записи, сделанные на основе травматических воспоминаний Герды. С одной стороны есть подробное детальное видение некоего мира, с другой, даже мне, без сторонних пояснений понятно, что в некоторые моменты сознание Герды переключалось на восприятие сигнатур. Обычный человек не в состоянии воспринимать карты распределения энергий. Чтобы Герда «увидела» запечатленные в ее сознании сигнатуры, их должен передавать либо сложнейший кибернетический комплекс, либо опытный мнемоник…

— Или кибрайкер. — Вежливо поправил Кирсанова третий голос.

— Да. Или кибрайкер. — Не стал спорить Иван Андреевич. — Так что скажете?

— Скажу, что лично я склоняюсь к мнемоническому воздействию. Не секрет что человек, наделенный специализированными имплантами, может, при наличии у него опыта, наладить связь через линии напряженности гиперсферы. Развитому мнемонику, — я склонен обобщать оба термина, не разделяя их по этическому признаку, — подобное действие доступно на уровне машинальной реакции рассудка.

— В нашем случае есть конкретные доводы «за» или «против»? — Настойчиво уточнил Кирсанов.

— На мой взгляд, в восприятии иного мира присутствует эмоциональная оценка, не принадлежащая мисс Клейн. — Ответил человек, по имени Роберт. — Мы ищем дополнительные подтверждения сделанному выводу, но прогресс пока невелик. В любом случае, нам придется ждать пока Герда придет в сознание, — только по ее доброй воле мы получим всеобъемлющую информацию, и сделаем твердое заключение — могла она мысленно смоделировать данный мир, достаточно ли у нее знаний для столь детальной мысленной проработки сложных физических процессов, или нет.

— Если будет доказано, что она не могла вообразить систему двойной звезды, то на первый план автоматически выдвинется версия о воздействии мнемоника?

— Я бы не стал утверждать столь категорично. Есть один нюанс. «Услышать» мнемоника не так просто, как кажется. Передаваемые им мысленные образы способна обработать только узкоспециализированная аппаратура, или… другой мнемоник, чей разум настроен на мнемонический контакт.

— Герда не мнемоник. Я знаю точно. — Ответил Кирсанов. — Есть еще варианты?

— Есть. Но случай редкий, подобные явления можно сосчитать по пальцам. Принять мнемонический сигнал способен эмпат. Учитывая полноту ощущений Герды, глобальную детализацию принимаемых мыслеобразов, я бы рискнул предположить, что источник данных ей не безразличен. Она как минимум однажды находилась в прямом мнемоническом контакте с этим человеком. У вас Иван Андреевич есть какие-то предположения на этот счет?

— Есть. — Голос Кирсанова, как обычно бывало с ним в минуты эмоционального напряжения, прозвучал сухо, отрывисто. — Я знаю человека, наделенного мнемоническими способностями, с образом которого у Герды связано сильнейшее эмоциональное потрясение.

— Можете назвать его имя? Предоставить нам данные для эффективного поиска и анализа совпадений?

— Мне необходимо проконсультироваться по этому поводу. Извините, но речь идет о государственной тайне Конфедерации. Не сомневаясь в вашей честности, господа, я обязан получить санкцию. Надеюсь, вы меня поймете.

* * *

Наступила ватная тишина.

Герда не потеряла сознания, напротив оно возвращалось, реанимируя ужас травматических воспоминаний, но теперь ее поддерживала теплая, дарующая силы мысль: я не одна…

Кирсанов, еще не подозревая, что Герда медленно приходит в себя, разговаривал в этот момент по межзвездной связи.

Откровенного говоря, от внезапного продолжения событий трехлетней давности, в груди нет-нет, да и проскальзывал легкий холодок.

И все же она была почти что счастлива.

Ни разу в разговоре не прозвучало слово «безумие»…

* * *

Двое суток спустя, они смогли нормально поговорить.

Адаптивность человеческой психики все чаще и чаще становилась инструментом выживания, века покорения космоса, развития высочайших технологий уже не мыслились без пластичности сознания, способности принимать многое: начиная от экзобиологических условий существующей на неосвоенных планетах жизни и заканчивая бурным развитием мнемотехники.

То, что еще вчера казалось Герде неодолимым, несущим моральную смерть кошмаром, теперь воспринималось иначе. Много ли нужно, чтобы вновь почувствовать себя не просто живой, а вменяемой, способной начать переосмысление роковых событий? Еще некоторое время назад такая коллизия рассудка казалась невозможной, но теперь, когда она уже была не одна, все воспринималось иначе. Ужас, безысходность если не исчезли, то притупились, теперь она отчетливо понимала самое главное: рядом есть люди, которые не дадут ей вновь захлебнуться отчаяньем.

…Иван Андреевич появился в палате Герды рано утром. Она уже не спала, разбуженная предварявшим приход Кирсанова осмотром, который устроил незнакомый, но приятный в общении, добродушно настроенный доктор.