Последние дни Джека Спаркса - Джейсон Арнопп

АЛИСТЕР: Вы уверены на все сто процентов, что этим человеком был Джек Спаркс?

БРЭНДОН: Ну, знаете, я бы предпочел не вдаваться в эти жути. В Интернете столько разговоров на эту тему, у меня самого от этого сплошные проблемы. Пришлось уволиться из отеля, потому что какие-то психи без конца звонили, писали и даже лично ко мне на работу являлись и выговаривали мне. Короче, с моей точки зрения, если у него не было брата-близнеца, то это был Джек Спаркс.

АЛИСТЕР: Вы заявили, что впервые пересеклись с этим постояльцем, когда вы и уборщица Арлетт Ортис нашли его в подвале отеля ночью на 15 ноября?

БРЭНДОН: Знаете, он в ту ночь был как будто не в себе. Когда мы его увидели, он стоял в бойлерной, моргал от яркого света моего фонаря, по штанам расползлось пятно. Такая большая мокрая карта Италии вниз по одной штанине.

АЛИСТЕР: Вы полагаете, он обмочился?

БРЭНДОН: Я сказал, что ему нельзя здесь находиться, и он посмотрел на меня с таким видом, как будто подбирал колкий ответ. Но так ничего и не сказал и просто пожал плечами. Он был сильно взволнован и только рад был покинуть подвал. Но проходит три дня, он вваливается в отель и ведет себя, будто какой-то Харви Вайнштейн[22]. Я не знаю, от наркотиков это или от чего, но он подошел к моей стойке с таким строгим взглядом и потребовал, чтобы я перевел его в люкс. И это после того, как он отказался давать чаевые швейцару Пьеру и вместо этого заявил, что выиграл какую-то писательскую награду. Как будто Пьеру эту информацию надо на хлеб намазать.

Когда я отказался предоставить ему лучший номер, Спаркс ударил кулаком по столу и стал кричать. Типичный текст. Я все это уже миллион раз слышал. Я, мол, не знаю, с кем говорю, меня вышвырнут с работы, ля-ля тополя. Он еще как-то странно заикался, но только на отдельных словах. Слово «я», наверное, раз сто повторил. Он перешел все рамки и, если честно, привел меня в замешательство. Он спросил, как мне понравится, если с меня заживо содрать шкуру и обвалять в соли. Причем сказал это не мигая и с улыбочкой, как будто приглашал меня на обед. В общем, я сказал, что все люксы у нас заняты, но пообещал ему полный обед с доставкой в номер в качестве комплимента от отеля. Мысленно я сравнивал, что дороже, обед или то, чтобы он поскорее убрался. Если честно, оно стоило восьмидесяти двух баксов.

АЛИСТЕР: Ваша коллега Рут Адлер, которая доставила обед в номер этого постояльца, отказалась давать интервью. Но она заявляла, что он и ей угрожал. Это правда?

БРЭНДОН (вздыхает): Она очень быстро вернулась.

АЛИСТЕР: Почему?

БРЭНДОН: Ну… Мне она сказала… Она сказала, что мистер Спаркс схватился за нож и стал делать… непристойные предложения.

АЛИСТЕР: И после того, как ваш постоялец высказывал недвусмысленные угрозы вам и еще одной сотруднице, вы решили не звонить в полицию?

БРЭНДОН: Ну, спасибо, что спросили, мне как раз не хватало чувствовать себя виноватым. Рут не рассказала обо всем сразу мне – она пожаловалась мистеру Ховитцу. Ну, что вы хотите, чтобы я вам сказал? Что я никак не отреагировал на маньяка-психопата в нашем отеле? Да, как выясняется, не отреагировал. Но я встречаю таких, как он, каждый день. Это Голливуд, детка.

Слава богу, побледневшая как полотно официантка удирает до того, как я начинаю ее домогаться.

Я долго не печалюсь и сажусь в позе лотоса на кровати, с подносом еды передо мной. Я набиваю рот сочным стейком, жую с открытым ртом и думаю, как же красиво прошло мое возвращение в отель. И я даже верю в это.

Комната омыта сумерками. Я не включаю свет – теперь у меня нет причины бояться темноты. Что бы в ней ни пряталось, я выше этого.

Вслед за кроваво-красным мясом я заливаю в глотку пятидесятидолларовое вино – и, о господи, в этот самый момент я получаю сообщение от Бекс.

«Мой паспорт не у тебя? – пишет она. – Кажется, я оставила его в номере».

Меня радует эта новость. Женщина, которая отвергла Джека Спаркса – самого Джека Спаркса! – все еще в Америке. Наверняка в Лос-Анджелесе. Я обвожу комнату беглым взглядом, хитрым и пронзительным, как у змеи. А своими новыми гадкими мыслями я думаю, что не важно, здесь ее паспорт или нет. Я ведь все равно могу сказать, что он здесь.

Ведь ей он больше все равно не пригодится.

Бекс явно не понимает, что существует только для моей выгоды. Но сейчас мне от нее выгоды никакой…

Глубоко внутри настоящий я встрепенулся и хочет отобрать у меня бразды правления. Настоящий я хочет позвонить Бекс и предупредить ее держаться от меня подальше. Настоящий я думает, как бы сделать так, чтобы паспорт доставили ей с курьером. Или вовсе оставили где-то на нейтральной территории, чтобы я не знал, в каком отеле она остановилась. Я больше не могу себе доверять.

Но настоящему мне не вырвать руль у меня из рук. Настоящий я связан по рукам и ногам и валяюсь на заднем сиденье с кляпом во рту.

Я парализован, мне нечем дышать.

Я заперт внутри этой жуткой карикатуры на самого себя.

Лезвие ножа одобрительно поблескивает, пока я мысленно составляю ответ для Бекс с предложением прийти и забрать паспорт.

Да-да, приходи и забери…

Вспомни, – шепчу настоящий я, слог за слогом проталкивая послание самому себе в трещины брони Аи. – Вспомни… вспомни, что говорила Шерилин про Алистера Кроули. Лезвие!

– Да, я, я, я, я, я помню, – говорю я вслух и беру в руки телефон. – Было что-то. Он резал себя для контроля над своим эго. Ну и что?

Так порежь себя.

Я корчу гримасу.

– С какой стати мне, мне, мне, мне, мне это делать? – вопрошаю я, набирая ответ Бекс.

Очисться. Возьми контроль над Аей. Спаси Бекс.

Не прекращая печатать, я говорю:

– Ты хочешь, чтобы я, я, я, я, я спасал неблагодарную тварь, которая предпочла мне, мне, мне, мне, мне Лоуренса и Астрала? Ни за что.

Сейчас же.

– Не-а. Это больно. Куда веселее будет пройтись этим лезвием по Бекс. Хорошо бы растянуть удовольствие. Думаю, мне, мне, мне, мне, мне это понравится.

Сообщение дописано. Я вот-вот нажму «Отправить».

Знаете, как бывает, когда тело дергается, как бы просыпаясь ото сна? Вот что происходит в этот момент. Абсолютно инстинктивная судорога заставляет меня выронить телефон и схватиться за нож. Другой рукой я поднимаю футболку, обнажая часть торса.

Прежде чем Ая успевает помешать мне, я провожу рифленым лезвием по животу и вспарываю кожу.

Я бьюсь и шиплю, когда на моем теле выступают пот и кровь. На глаза наворачиваются слезы.