Фамильные ценности - Александр Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На сценах советских театров царило искусство социалистического реализма, и иного подхода мы не знали. Те, кто шел против этого течения – Евреинов, Чехов, Мейерхольд, Таиров, Михоэлс, – либо уехали из страны, либо кончили очень печально. Главным художником Детского театра был с 1965 года колоритный и яркий Эдуард Петрович Змойро. В прошлом режиссер и автор множества шаржей, он мне казался большим оригиналом: по маминым рассказам, у него дома жила ручная обезьянка, часто бедокурившая и обижавшая его гостей. Работы у Змойро были очень подвижными и эффектными, как и его декорации. Он любил использовать на сцене двигающиеся фурки[11] и вертящиеся карусели, мне нравился его стиль, а уж зрителям-детям – и подавно.
В ту пору, когда меня начали водить в театр, мама из амплуа инженю перешла в амплуа героини, поэтому ее первые главные роли мне застать не удалось. Я не видел ни ее Софью в “Горе от ума” в прекрасном оформлении художника Михаила Курилко, ни принцессу Сяо Лань в “Волшебном цветке”, ни Люсиль в “Мещанине во дворянстве”. Но я помню великолепный спектакль “Конек-горбунок”, в котором мама играла роль Царь-Девицы в пару с примой театра Ритой Куприяновой, а начинающий тогда Олег Ефремов был Иваном. Во время очередного спектакля Ефремов умудрился в стогу сена потерять вставной зуб на штифте. На протяжении всего первого акта он то и дело запускал руки в стог, пока наконец не обнаружил пропажу. В антракте он вставил зуб на место и как ни в чем не бывало продолжил играть.
Главную роль, то есть непосредственно самого Конька-горбунка, играла великолепная Галина Иванова – актриса травести, которая была буквально создана для детского театра. Весь спектакль тетя Галя проводила на четвереньках и в маске, полностью скрывавшей ее лицо. Казалось бы, как можно в таком костюме вообще что-то играть?! Но она играла. И как! Это было что-то невероятное: голос, трогательная интонация, нежный взгляд… Сколько лет прошло, а глаза Конька я до сих пор не могу забыть.
Еще один спектакль, в котором играла мама, назывался “Рамаяна”. Это был бесспорный хит Центрального детского театра, поставленный по древнему индийскому эпосу в период расцвета советско-индийских отношений, которые пошли в гору после раздора с Китаем на почве автономии Тибета. Тогда же, кстати, в Москве появился знаменитый магазин “Ганга”, а в моду вошла индийская обувь, шкатулки и украшения из полудрагоценных камней. Главную роль в “Рамаяне”, царя Раму, играл мамин однокурсник, красавец Геннадий Печников, недавно скончавшийся в Москве. Даже постарев и погрузнев, он так и не смог отказаться от этой главной роли в своей жизни. А мама в очередь с Маргаритой Куприяновой выходила на сцену в образе принцессы Ситы. Точнее, ее выносили на сцену в паланкине – специальных носилках, служивших в Индии средством передвижения для аристократов. Спектакль был напоен ароматами Востока, наполнен индийскими танцами и песнями… Артисты играли в белых одеяниях. Мама убирала свои прекрасные темные волосы цветами, на лоб клеила граненый ромбовидный хрусталик розового цвета – и виделась мне совершенно невероятной красавицей.
Слава о спектакле “Рамаяна” дошла даже до Джавахарлала Неру. Во время своего визита в СССР в 1961 году премьер-министр Индии попросил отвезти его в ЦДТ. После спектакля Неру спросили, понравилась ли ему “Рамаяна”. Он ответил: “Да! Советские артисты играют даже лучше индийских!” А у меня до сих пор хранится фотография, на которой Джавахарлал Неру запечатлен в окружении актеров Детского театра, и рядом с ним, в центре, – моя мама. Дома у нас хранилось шелковое сари цвета электрик, и мама прекрасно умела его надевать и носить, а это целая церемония, отработанная веками.
Мама, кстати, практически всегда играла положительных персонажей. Лишь однажды ей досталась отрицательная роль. В патриотическом спектакле по пьесе Сергея Михалкова “Забытый блиндаж” она появлялась на сцене в образе немецкой шпионки по имени Лотта. Декорации этого спектакля стояли на поворотном круге, который, разворачиваясь, показывал интерьеры “забытого блиндажа”. На маме были зеленые замшевые туфли на шпильке, зеленый костюм, белые перчатки и белая высокая шляпа из кожи. Сразу становилось ясно: перед вами иностранка. А еще по роли маме приходилось курить. Она так и появлялась на сцене – с сигаретой во рту, чем страшно меня шокировала, поскольку в жизни никогда не курила. Мамин текст я запомнил на всю жизнь. Закинув ногу на ногу, она говорила:
– Я только что из Варшавы. У меня новые сведения.
И я, сидя в первом ряду зрительного зала, думал: “Неужели мама действительно успела съездить в Варшаву за это время?! И какие же сведения она сейчас рассекретит?!”
Но эта роль, повторюсь, была единственной отрицательной в ее послужном списке. Вот и в спектакле “Волшебный цветок”, поставленном во времена дружбы СССР с Китаем, ей досталась роль младшей доброй сестры, а злой сестрой была мамина соученица по Школе-студии МХАТ моложавая Нинель Шефер. Интересно, что актрисы во время репетиций собственноручно по трафарету вышивали свои китайские халатики. Эта сказка, поставленная выдающимся режиссером Марией Осиповной Кнебель, очень любившей мою маму, имела грандиозный успех и шла довольно долго. Благодаря оркестру она казалась действительно волшебной по звучанию. Например, звенели колокольчики, и юные зрители даже не догадывались, что звук этот извлекается с помощью треугольника.
Режиссер Игорь Власов, видевший “Волшебный цветок”, в красках описывал удивительную и пластичную проходку мамы с китайскими фонариками в руках по “китайскому ночному саду”. Пьесу населяло множество персонажей, связанных с флорой и фауной. Например, любимая мной Магда Лукашевич играла Петунию, Татьяна Надеждина с Натальей Сальниковой были Русалками, а выдающийся актер Лев Дуров изображал Репей. Олененок, Зайчонок, Дедушка Кедр, Птичка, Светлячки – всё это персонажи “Волшебного цветка”. Главного героя по имени Ма Лань-Хуа играл знаменитый актер и певец Олег Анофриев. Этого спектакля я уже не застал, но моя сестра смотрела его неоднократно. Ее усаживали в зрительный зал, и она, с гордостью поворачиваясь к сидящим рядом сверстникам, объявляла: “А это моя мама!” У Наташи даже сохранилась фотография, где она совсем малышкой сидит на руках у китайского посла, который приходил на эту пьесу и познакомился с артистами.
Игрался на сцене ЦДТ спектакль “Том Сойер”, где мама исполняла роль Мэри, старшей сестры главного героя. А в спектакле “Удивительный год” она сыграла старшую сестру Ленина – Анну Ильиничну. Многие постановки мне не удавалось посмотреть от начала до конца. В гримуборной было радио, так и сейчас устроено во всех театрах, и режиссер давал команду: “Гулевич, на сцену!” Я понимал, что это мамин выход. Порой мне позволяли спуститься на сцену с мамой, сесть на маленькой табуреточке в первой кулисе рядом с помрежем и смотреть спектакль во все глаза. Я рос театральным ребенком и почитал за счастье бывать так часто в театре. Если маму “убивали” в первом акте, мы смело могли идти домой и всегда очень радовались возможности вернуться пораньше. Так было на спектакле, поставленном по сказкам Маршака “Про козла” и “Теремок”, где мама и Нинель Шефер выходили на сцену в крошечных ролях эфиопок в прологе. Спектакль открывался спором двух стариков – доброго и злого. Добрый дед, которого прекрасно играл Анатолий Щукин, начинал: