Дропкат реальности, или магия блефа - Надежда Мамаева

– Буду премного благодарен.

Двери зала приемов распахнулись чуть раньше, чем нужно. Жезл церемониймейстера ударил об пол, извещая о прибытии послов. Взгляды всех гостей устремились в проем, и в наступающей тишине прозвучал голос Мариции:

– Сволочь!

Несостоявшаяся невеста увидела мелькнувшую белобрысую макушку жениха, затесавшуюся в толпе ушастого посольства. Ее крик подтвердил незыблемую истину: влюбленная женщина может не замечать тысячи недостатков у объекта обожания, но его самого увидит за версту даже под личиной.

Никто, кроме Иласа, не понял, к кому именно была обращена реплика. Он повернулся к веремке, опережая ее вопрос:

– Это моя невеста, бывшая, и тоже хочет меня убить, наверное.

Мариция меж тем прокладывала себе путь сквозь толпу, как баржа полозь в реке, только что схваченной льдом: тяжело и решительно.

– Поэтому надо сдать меня дворцовой охране побыстрее…

Рыжая слегка опешила от такой наглости, а еще больше от последовавших за словами действий мужчины. Он на миг приблизился и буквально украл с губ девушки мимолетный поцелуй. Легкий, невесомый, дарящий надежды и ожидание большего. За эту свою выходку тут же получил хук от охраны княжны, был скручен двумя веремцами и с заведенными за спину руками отконвоирован в сторону.

Когда посольство входило в зал, Иласа среди прибывших уже не было, как и двоих охранников из посольства, что передавали его в этот момент императорской страже.

После того как мужчину доставили в казематы, расположенные в подвалах резиденции, на его губах все еще была шальная улыбка.

– А он того стоил, – прошептал Илас, садясь на каменный пол и зажимая руками болевшую после удара переносицу.

* * *

Стрелы слаженным роем летели в грудь Леша. Это была уже третья волна, и нападавшие подходили ближе и ближе с каждой серией выстрелов.

Контролировать столько железа сразу… На висках парня уже виднелись ручейки пота, в глазах двоилось, но он упорно сдерживал натиск. Задержать, дать Эрдену и Вассе время.

Пацан припал на одно колено, упорно вытягивая руки вперед, словно создал невидимый барьер и сейчас удерживал его. Леш готов был уже потерять сознание, когда на границе яви и видения прозвучал голос отца, дающего наставление: «Повелевать металлом – не значит вбухивать прорву сил в примитивные действия. Истинный мастер устраняет причину одним взмахом, а не борется со следствиями. Можно говорить свое слово каждой вещи в отдельности, а можно – всему металлу сразу. И чем проще слово, тем охотнее железо его услышит».

– Слово, чтобы металл услышал, – шептал, как молитву, Леш, сглатывая пот, текущий градом. – Слово, чтобы услышал…

Десять локтей, нападающие вновь перезаряжали арбалеты. И парень решился, из последних сил выдавив из себя слово, которое было любо булату, знавшему пьянящий аромат боя:

– БРОНЯ!

Сказанное покатилось раскатом, впитывая в себя все силы юного магика. Рычащее, скалящееся, как берсерк в битве, оно отразилось от стен, набирая мощь снежной лавины. Металл был рад, он ждал именно этого созвучья, чтобы вырваться в безудержном безумии…

Железо вокруг начало плавиться. Перетекали наконечники стрел и болтов, податливой рудой становились мечи, даже железный доспех, стоявший в одной из ниш, стал податливой ртутью. Оконные шпингалеты, рамы, обрамлявшие портреты, алебарды, гвозди, державшие потолочные балки, – все плавилось, все стекало и превращалось в монолитную стену, наглухо отделившую Леша от нападавших. Но парень этого уже не увидел – отключился раньше.

Когда же все закончилось, поперек коридора без единого просвета встала стена из цельного железа. Она оказалась гладкой настолько, что можно было без труда увидеть собственное отражение.

Спустя годы эта самая стена вошла в легенды как образ отчаянной решимости, веры в дружбу и… была ежедневно охаяна прислугой резиденции, которой из-за сего монумента приходилось совершать крюк, чтобы попасть в противоположный конец коридора. Снести сей монумент так и не смогли лучшие строители империи, как и проделать хоть небольшой вход в железе по центру. Металлу уж очень понравилось сказанное юным магом слово, и он был ему верен. Броня держит крепко, и все!

Но это все было намного позже, а пока парень, рухнувший без сил на холодный каменный пол, был найден дворцовым слугой, которого привлек шум в коридоре. Старик в ливрее воровато огляделся по сторонам, закинул руку мальца к себе на плечо и потащил его прочь от места событий. Наушники и шпионы были не только у всерадетеля. Инквизитор, подобно хитрому опытному лису, тоже имел отменный нюх и умел подбирать нужных людей. Сейчас один из них и отрабатывал причитающиеся ему злотни, руководствуясь принципом: «То, за чем усиленно охотятся хогановы служители, наверняка заинтересует и великого и ужасного».

* * *

Полночь. Тлеющие угли. Они почти не дают света, лишь жар. Красные, подсвеченные изнутри, Ваурию они напоминали глаза дракона, что любят описывать менестрели в легендах. Император смотрел в раззявленную черную пасть камина, держа в одной руке бокал красного вина, в другой – кипу отчетов. Монарх думал о том, каким будет мир в тот клин, когда рухнут устои веков и когда упадет покров с магиков. А он обязательно упадет.

В том, что нужно менять в империи незыблемые до этого правила, он сегодня убедился лично. Эта девчонка, по сути, еще совсем юное созданье, сумела сломить в нем уверенность, что всерадетель в открытую не выступит против Ваурия, пока монарх его не трогает.

Так или иначе, но появившаяся в его покоях фьеррина добилась того, за чем пришла: пусть и не сразу, но Ваурий взглянул на происходящее по-новому. Он, конечно, знал о том, что всерадетель за его спиной плетет сети, впрочем, как и великий инквизитор. Император понимал: нет в мире такого трона, который нельзя было бы пошатнуть, но способ, который выбрал хоганов дланник…

Беглый почерк писаря, составлявшего отчет: «Со слов Иласа Бертрана, он обладает способностью к немедленному исцелению, данной ему свыше при рождении. Оная не раз спасала ему жизнь во время службы в приграничье…» Ваурий посмотрел на другой лист: «Всерадетель под предлогом очищения души забирает одаренных детей в монастыри, где под его контролем…» Меж казенными листами затесалось письмо, то самое, где хоганову дланнику был предоставлен подробнейший отчет о покушении на великого инквизитора.

О том, чтобы отнять у всерадетеля главный козырь – магиков, Ваурий и думал этой ночью. Но как? Нет, конечно, у императора имелся тайный артефактчик, который за свои умения и получил индульгенцию, был избавлен от инквизиторского костра и казематов. Но то один, а у хоганова дланника – армия.

Мысль державного владыки зацепилась за одно слово в отчете: «контролем».

– А что, если взять детей со способностями под этот самый контроль в масштабах всей империи легально и на законных основаниях, поместив их не в монастыри, а в… кадетские корпуса или вроде того? – вслух размышлял Ваурий.