Трое из Леса возвращаются. Меч Томаса - Марго Генер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пастор, если ты умеешь беседовать с небесами, то сейчас самое время.
Олег поморщился от боли в боку и произнес:
– Пытаюсь.
Рана незначительная, мелочь, но в борьбе с таким количеством прислужников мешает сосредоточиться. Тем временем главный жрец раскрыл книгу, его взгляд забегал по строкам, а губы начали быстро шевелиться, бормоча древние заклинания. До волхва донеслись обрывки слов жреца, Олег выругался.
– Где он отрыл эту книженцию? Я же вроде уничтожил все фолианты, что способны возрождать магическую силу.
Савмак с сочувствием проговорил, швырнув в одного из прислужников каменюку:
– Память подводит даже самых внимательных из нас. Все-таки мы просто люди.
– Это пока, – с угрюмой уверенностью отозвался Олег и развел руки на всю ширину.
Если уж враг действует магией, бороться с ним придется теми же способами. Возможно, в последний раз, но все же есть нужда применить магические силы. Олег давно понял, что магией одной человек сыт не будет, и он продолжает так считать, именно поэтому сейчас нужно сделать то, что должно.
Заглянув в недра памяти, волхв забормотал заклинания, древние, как сама жизнь. Тени вокруг стягивались сильней и быстрее, запах дыма и гари стал густым и тяжелым, вдыхать тяжко и волхв отплевался от пепла, но продолжил читать заклинания. Люсиль снова закашлялась и упала на колено, Савмак в ярости захрипел, стал в бессилии размахивать мечом.
– Если помру, так хоть врагов побольше зарублю! – закричал он бешено.
– Пастор! – взмолилась Люсиль. – Сделайте что-нибудь!
Толстые щупальца теней заполнили всю внутреннюю часть под куполом, видимость исчезла, и густой мрак из сажи и пепла накрыл мир. Люсиль испуганно закричала, послышался ее горький плач, пока яростные вопли ратника все еще продолжали сотрясать воздух, но все слабее и перемежались частым кашлем. Они погибнут здесь быстрее, чем главный жрец дочитает древнюю книгу и завершит ритуал.
Бок Олега кольнуло чем-то очень неприятным, он поморщился, но руки не свел, продолжая бормотать заклинание. Магического дождя почти нет, все, что у него осталось в арсенале, – это годы раздумий и остатки магических капель, которые скопились в нем, в его оберегах и в воздухе всего мира.
Ладони его наконец загудели, налились теплом, но когда оно стало усиливаться, боль в ране резанула сильнее, словно незримая змея пытается пролезть в нее и пробраться под кожу. Во мраке и копоти не видно, что там за тварь, но Олег догадался – это щупальца тьмы желают помешать и уничтожить его.
В груди волхва вспыхнул праведный гнев, лицо исказилось яростью, он прохрипел зло:
– Заморитесь.
И напряг мышцы, чтобы свести ладони, но кисти обхватили тугие жгуты и не дают шевельнуться.
Кашель Люсиль и Савмака рядом стал совсем отчаянным, молодая женщина буквально захлебывается им, ратник хрипит и сипит. Если у Олега есть способ впасть в состояние, когда дыхание становится медленным и телу нужно совсем мало воздуха, то у этих двоих шансов нет. Хотя и он сам рискует жизнью, потому как мерзкая тень раздирает его рану, словно пытается сломать ребра и добраться до внутренностей.
До его слуха доносится чтение главного жреца, оно все громче и уверенней, начали гудеть стены, за пределами колпака тьмы зазвенели подсвечники и масляные лампы.
– Пастор! – еле слышно пискнула Люсиль сквозь кашель. – Я больше не могу!
Олег зарычал в попытке свести руки, но тугие жгуты теней сдавили кисти так, что их обожгло болью.
– Савмак! – выкрикнул Олег охрипшим от гари голосом. – Ты жив?
Мгновения молчания показались вечностью, но из темноты через несколько ударов сердца раздалось слабое и осипшее:
– Жив…
Олег приказал:
– Руби!
– Чего рубить-то? – спросил ратник из мрака.
– Голос мой слышишь? – спросил волхв.
– Ну, – согласился Савмак.
– Руби правее, – сказал волхв. – По жгутам теней.
– Куда правее? А если на Люсиль напорюсь?
Кисти Олега сдавило сильнее, рану в очередной раз опалило, он скривился от боли.
– Люсиль слева, – произнес волхв и закашлялся. – Люсиль, ты слева?
Она не ответила, в голове волхва мелькнула страшная догадка – не выдержала, задохнулась. Грудь сперло так, что дышать совсем невыносимо, уже не только от гари. Чувство горечи растеклось по всему телу, а нутро вспыхнуло гневом и отчаянием – погибла в таком юном возрасте.
– Савмак, руби, – мрачно и зло сказал Олег. – Жгуты на моих руках руби.
В короткой паузе зазвенели сомнения и неуверенность ратника, он спросил, кашляя и хрипя:
– А точно? Если руку отсеку?
– Тогда точно не выберемся, – убежденно ответил Олег. – Никто не выберется.
– Умеешь ты, пастор, убеждать, – отплевываясь, прохрипел ратник. – Стало быть, у меня один шанс.
Дышать уже тяжко даже Олегу, перед глазами поплыли зеленые пятна, глотку обдирает гарью и серой, нос щиплет, а рана в боку горит нестерпимой болью, будто теневой жгут выкачивает из нее жизненную силу, так необходимую сейчас ему, Савмаку и всему человечеству.
– Да руби уже! – прокричал Олег в изнеможении.
Ратник яростно закричал, свистнул меч, один миг Олег представлял, как клинок отсекает ему руку и та летит на пол во тьму, а из обрубка, не прекращая, хлещет кровь. Но хватка резко ослабла, а со всех сторон донеслось болезненное шипение и стоны приспешников.
Временного зазора хватило, чтобы Олег закончил заклинание и с силой схлопнул ладони. Немедленно в темноте под куполом полыхнула ослепительная вспышка, грохот сотряс зал, и яростные белые лучи разлетелись в стороны, пронзив мрак копьями света. Темнота вместе с чадом и дымом заверещала, как раненый зверь, и моментально скукожилась, отступив обратно к приспешникам. Она закрутилась вокруг них, будто ища подпитки, а поблизости лишь жрецы ордена, и от безысходности напала на них. Прислужники закричали, стали корчится в попытке освободиться, но жгуты теней быстро окутали их желтые сутаны, скрутили и впились в кожу.
Олег согнулся от боли в боку, ране так и не дали затянуться, и она снова начала кровоточить. Он уперся ладонями в колени и глубоко задышал, восстанавливая дыхание. Дымка сильно поредела, в воздухе осталось лишь небольшое марево, Олег покосился вправо – там Савмак стоит на коленях, опершись на меч, как на посох. Глаза красные и слезятся, рот перекошен, а сам дышит глубоко и с хрипами.
– Сдюжил, пастор, – просипел ратник.
Олег глянул в другую сторону, где на полу неподвижно лежит Люсиль, руки раскинуты, сиреневый балахон послушника расстелился, как лужа, лицо отвернуто.
Савмак с трудом поднялся и поковылял к ней.
– Жалко девку, – хрипло сказал он.
В груди Олега сдавило сильнее, бессильная злость и ярость запульсировали в висках,