Николай II: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский

И за это Николай его не любил.

И свита — то есть Долгоруков и Татищев — к изумлению Панкратова, также ничего не понимала. Они не переставали требовать разрешить царю прогулки, они указывали на обещание Керенского… Меж тем их собственные прогулки по городу уже начали вызывать ропот. Солдатики на улице со смешком предупреждали комиссара, что, если князь Долгоруков не перестанет шататься по городу, они его для начала — изобьют. Разгулялась Русь…

Добрейший Панкратов (Керенский в нем не ошибся) переживал неприязнь Николая. Он простил ему крепость и 14 загубленных лет своей жизни. Сейчас он был для него просто отец большой семьи, совершенно не понимающий этой новой страшной жизни. Панкратов привязался к его детям, он подарил княжнам свою книгу о заточении и странствиях по Сибири. Они читали ее вслух. Панкратов даже вызвался быть учителем географии Алексея… И все-таки Николай не любил его.

Он не мог забыть: это был революционер, один из тех, кто убил деда и кто создал весь этот нынешний ужас — Смутное время.

Так же как не смогли они простить новому обитателю Зимнего дворца — Керенскому, несмотря на все его заботы…

В бумагах доктора Боткина есть длинное стихотворение, видимо пользовавшееся в те дни большим успехом в Доме Свободы. Стихотворение написано элегантным почерком, похожим на почерк императрицы. Вот оно:

«Шепот зеркал.

Зеркала в тиши печальной Зимнего дворца, Отражают взгляд нахальный Бритого лица.

В каждом зале, безразлично, В каждом уголке, На свое глядит величье Некто в пиджаке.

И, предавшись ослепленью, Мнит герой страны, Что в покорном преклоненье Пасть пред ним должны.

Что дорога славы пышной Перед ним легла, Но в ответ ему чуть слышно Шепчут зеркала:

«Что твои пустые речи, Дерзостный пришлец, Торжеством былых столетий Защищен дворец.

Славна сила и нетленна Царственных теней.

Не прогонит гость мгновенный Вековых гостей…

Брось! Забудь, пока не поздно, О венце царя, Встанет скоро, встанет грозно Желтая заря».

Так, свидетели былого, Чуть настанет мгла — О грядущей правде слово Шепчут зеркала. Тобольск, 1917».

И еще: для Николая Панкратов — типичный штатский, осмелившийся руководить солдатами. Николай, как истинный гвардеец, не жаловал людей без военной выправки.

Вот почему он так и остался для него — «маленьким человеком».

И солдаты охраны, вслед за Николаем, презирали добрейшего комиссара. Практически солдаты подчинялись в это время только полковнику Кобылинскому.

Полковник Кобылинский был назначен комендантом в Царское Село генералом Корниловым. Кобылинский зарекомендовал себя преданным сторонником Февральской революции и Думы.

Но за это время полковник очень изменился. Нет-нет, он старался исполнять свой долг, но… странное очарование Николая… его мягкость, деликатность… и эти прелестные девочки, и беззащитная в своей надменности несчастная императрица… Таков теперь для полковника портрет этой Семьи. И он все больше начинает ощущать — ответственность за их судьбу.

«Я отдал вам самое дорогое, Ваше Величество, мою честь», — с полным правом он скажет Николаю в конце своего пребывания рядом с Семьей. Полковник становится самым близким человеком к Николаю и Семье.

Итак, в тихом городке, где единственной военной силой были эти 330 стрелков, охранявших Семью, их командир — всей душой на стороне царя.

И вот здесь возникает одна из загадок.

Начальник охраны — с царем. Стрелки («хорошие стрелки», как их зовет Николай) получают от Семьи бесконечные подарки, большинство в охране — «хорошие стрелки». Дочь доктора Боткина совершенно определенно пишет: «В эти месяцы (то есть с августа до Октябрьского переворота. — Авт.) семья могла бежать». И охрана, безусловно, помогла бы им.

Тихий Тобольск, влияние архиепископа Гермогена — все должно было способствовать успеху бегства.

Возможно, Керенский и посылал их в Тобольск с тайной мыслью создать им условия для освобождения (как бы их бегство упростило его жизнь!). Может быть, оттого он избрал добродушнейшего Панкратова надзирать за Семьей.

И все-таки они не бежали. Но почему?

Заместителем Кобылинского в охране был некто капитан Аксюта. Он заведовал хозяйством всего отряда — личность весьма заметная. Когда случится Октябрьский переворот и в газетах появятся сведения о возможном освобождении царя, «Известия» опубликуют ответ из Тобольска — где от имени стрелков охраны письмо подпишет капитан Аксюта (7 ноября 1917 года).

Через два года, в разгар гражданской войны, в 1919 году, белый офицер граф Мстислав Гудович был проездом в заштатном городе Ейске.

Здесь, в Ейске, граф Гудович увидел знакомое лицо. Это и был капитан Аксюта, с которым граф был знаком еще по службе в Царском Селе.

Аксюта пригласил его на ночлег в свой дом и всю ночь рассказывал графу о житье Царской Семьи в Тобольске. Подробно описал Аксюта и всю историю отъезда Царской Семьи из Тобольска. И как перед отъездом они передали ему: царица — жемчужное ожерелье и бриллианты, а Государь — свою шашку. Вещи эти Аксюта спрятал в окрестностях Тобольска в тайнике. Об этом тайнике знают теперь только двое: он сам и генерал Деникин, которому он все рассказал на дознании (Аксюта был арестован по возвращении из Тобольска, его обвинили в большевизме, но выпустили, не найдя за ним никакой вины).

Этот ночной рассказ Аксюты мы можем проверить — по дневнику царя.

2(15) апреля 1918 года, незадолго до отъезда царя из Тобольска, в доме был обыск, и результаты этого обыска царь записал в дневнике:

«2 апреля. Утром комендант с комиссией из офицеров и двух стрелков обходил часть помещений нашего дома, результатом этого „обыска“ было отнятие шашек у Вали и Жильяра, а у меня кинжала…»

Но как и князь Долгоруков и даже месье Жильяр, царь, конечно же, взял с собой гордость военного — шашку. Но у него шашку не отняли. Значит, кто-то его предупредил об обыске и кому-то он отдал ее на сохранение. И этот кто-то, видимо, действительно был капитан Аксюта.

Но безнадежно далек южный городок Ейск от затерянного в сибирских пространствах Тобольска. И вряд ли в кровавом месиве гражданской войны кому-то из двух посвященных удалось достичь тайника…

Итак, мы можем доверять свидетельствам капитана Аксюты. Вот почему так интересен его ответ на важнейший вопрос, который задает ему Гудович: «Почему вы не дали возможности бежать Государю?»

Аксюта отвечает, что у них с полковником Кобылин-ским был проект освободить Государя, но тот отказался, сказав: «В такое тяжелое время, переживаемое Россией, ни один русский не должен покидать Россию. И я не собираюсь куда-либо бежать и буду ожидать здесь своей участи…»

Отражение тех же мыслей мы найдем в «Воспоминаниях» Панкратова, где он рассказывает о беседе с одной из великих княжон: