Прекрасный секрет - Кристина Лорен

Я поднялся по ступенькам к ее квартире, долго колебался у входа, потом затаил дыхание и постучал.

Она открыла дверь, одетая в нарядную юбку и обтягивающий свитер, обнажавший изгиб груди. Не знаю, что выразилось у меня на лице, но, взглянув в ее глаза, я увидел там нежность, удивившую и взволновавшую меня.

– Руби.

– Ты в порядке? – спросила она, окинув меня взглядом.

Я попытался сделать вдох и успокоиться, но не мог.

– Нет.

– Ужасно выглядишь.

Я кивнул, издав короткий сухой смешок.

– Уверен, что так.

Она нервно заглянула мне за спину.

– Зачем ты пришел?

– Мне нужно было тебя увидеть.

Она перевела взгляд на меня, внимательно рассматривая лицо.

– Часть меня хочет обнять тебя и целовать без конца. Мне этого не хватает, не буду делать вид, что больше ничего не чувствую.

– Тогда не отталкивай меня, – взмолился я, делая шаг навстречу. – Руби, когда мы занимались любовью, я должен был сказать, что я чувствую. Я и правда это чувствовал, просто не знал, как назвать, или не мог сам себе поверить.

Она покачала головой, и ее глаза наполнились слезами. Я понял, она не хочет, чтобы я это говорил, но я должен был.

– Я люблю тебя, – прошептал я едва слышно. – Я отчаянно тебя люблю.

– Найл…

– Я знал это, когда пошел к Порции. Мне было плохо там. Я не знал, зачем я туда пошел, но как бы то ни было, у меня, по крайней мере, прояснилось в голове.

Руби безрадостно засмеялась.

– У меня тоже после этого прояснилось в голове.

Я застонал.

– Пожалуйста, Руби, прости меня.

– Я хочу. Очень хочу. Но я не знаю, как забыть это чувство унижения и эту мучительную боль. Все это: как я пыталась понять, что тебе нужно, пыталась делать для тебя все. Как я сказала, что люблю тебя, а в ответ услышала: «Ты прелесть», как потеряла работу, а после этого, что самое ужасное, узнала, что ты собираешься на ужин к Порции, чтобы поговорить о вашей семейной жизни… Мне до сих пор так плохо.

– Понимаешь, мне казалось, что я должен закрыть эту дверь, – попробовал объяснить я. – А может быть, я просто никогда не слышал, чтобы Порция говорила так эмоционально, и где-то в самом темном уголке своей души я испытывал болезненное любопытство. Но я и правда не подумал о твоих чувствах, и это мой ужасный проступок. Как только я пришел к ней, я понял, что нам не о чем говорить, нет никаких скелетов в шкафу, которые нам нужно обсудить. Я чувствовал, что предаю тебя, находясь там…

– Так и было.

Я закрыл глаза. Ужасно было видеть ее в таком состоянии.

– Мне так жаль.

– Я знаю, – кивнула она. – Мне кажется, я понимаю тебя. Но ничего не могу поделать. Я так зла.

Я провел рукой по небритому подбородку и прошептал:

– Пожалуйста, впусти меня.

Глядя на меня, она очень тихо произнесла:

– Разве это не странно, что мне хочется сказать нет? Как будто я хочу убедиться, что могу это сделать? Я дала тебе время переосмыслить все твои сомнения. Я пыталась быть понимающей и терпеливой, но ты не отплатил мне тем же. Я совершенно забыла о себе в последние полгода. Я просила тебя сказать, где мое место в твоей жизни. И вот оно. Ты пренебрег мной. – Она посмотрела мне в глаза и тихо добавила: – Я подумала, что ты больше не хочешь таких отношений.

Ее слова были словно нож острый мне в сердце, и я отпрянул, как будто меня ударили. И хотя ее губы и руки дрожали, хотя я читал по ее лицу те же чувства, которые она испытывала неделю назад, было очевидно, что она не возьмет назад свои слова – ни взглядом, ни жестом.

Я мог бы надавить на нее. Я это видел, и другой мужчина, более агрессивный, мог бы сделать еще шаг и воспользоваться ее болью. Если бы я сейчас ее поцеловал, она бы ответила. Я читал это в ее глазах.

Руби любит меня так же, как я люблю ее.

Я мог бы заставить ее пригласить меня домой, прикоснуться к ней, сорвать одежду и доставить ей удовольствие, почувствовать ее на вкус. Губами, руками и словами я мог бы убедить ее в своей любви.

Но из-за меня она совсем забыла о тебе и сейчас борется с этим. Я не могу манипулировать ею в такой ситуации.

Я провел рукой по волосам, разрываясь на части.

– Скажи мне, что делать. Если я уйду, ты подумаешь, что я к тебе равнодушен. Если останусь, значит, я не прислушиваюсь к твоим желаниям.

– Найл, – прошептала она, – мне так трудно находиться рядом с тобой и не хотеть отдать тебе все, что у меня есть. Теперь твоя очередь быть терпеливым.

Я с трудом сглотнул, сделал шаг назад, потом еще один.

– Приходи ко мне, – взмолился я. – Когда будешь готова. Я буду ждать. Ждать и думать о тебе, если ты хочешь именно этого. Мои чувства не угаснут.

Она кивнула, и ее глаза наполнились слезами.

– Пообещай, что придешь ко мне, когда будешь готова. Пусть даже только для того, чтобы сказать, что между нами все и правда кончено.

Руби снова кивнула.

– Я обещаю.

Апрель был ужасным месяцем, а май еще худшим. По крайней мере, в апреле я снова и снова могла вспоминать, как выглядел Найл, когда он пришел ко мне домой, у меня в ушах звучал его обеспокоенный голос. Вспоминать его голос – низкий, хриплый и отчаянный, когда он сказал, что любит меня.

Но прошел месяц с тех пор, как я видела его в последний раз, и почти невозможно было сохранять уверенность в его чувствах.

Количество дней, которые мне нужно провести без Нилла Стеллы: неизвестно.

Отчаявшаяся обезумевшая девчонка, ждущая, когда он поужинает с бывшей и потом решит, кто лучше, – я или она. Никогда в жизни я не ждала звонка с таким отчаянием, как тем вечером, но когда он позвонил… я не взяла трубку. И не отвечала, пока он сам не понял то, что я знала с самого начала: Порция ему не подходит, а я – лучшее, что могло с ним случиться. Ох, я совершенно сошла с ума.

Я изумляла его своим легким отношением к неприятностям. Это мое свойство всю жизнь удивляло людей. Но эта легкость не означает, что мне не бывает больно, я не сержусь и не чувствую себя обманутой.

Пусть с трудом, но я сумела собрать свою жизнь по кусочкам. Я была решительно настроена на то, чтобы все-таки попасть в программу Маргарет Шеффилд. Так что в начале апреля, после того как я несколько дней только спала, не раздеваясь, молчала, питалась сэндвичами из черствого хлеба и подсохшего сыра, я взяла себя в руки и села на поезд в Оксфорд.

Профессор Шеффилд заверила меня, что письмо Энтони ничего не значит, что мои оценки и рекомендации из Сан-Диего впечатляют. Но хотя она ни словом не намекнула, что «отвлеченность», о которой говорил мой бывший босс, может привести к моему исключению из программы, она и не подтвердила, что я в нее попаду.