Застенец 3 - Дмитрий Билик

особо заинтересован в расшифровке. Что, конечно, бред. Иначе Максутов не прикладывал бы таких усилий.

— Пусть так. Как будут новости, дай знать. Я пока займусь следующей партией для самарцев. Ты говорил со стариком Ситниковым насчет Императора?

— Только начал, — ловко соврал я. — Но без какой-то конкретики.

— В данное время это даже неплохо, — кивнул Максутов. — А еще лучше, и не говори вовсе про Его Величество. Генерал-губернатор крепко обижен на него. А в следующий раз обмолвись, что всем занимаюсь я. Так будет более рационально.

— Хорошо. Я могу идти, Ваше Превосходительство?

Игорь Вениаминович пересыпал часть сульфаров, которая досталась от Ситникова и махнул рукой.

— Иди.

Я вышел, но меня не покидало ощущение какой-то неправильности. Словно что-то идет не по плану. Попытался еще раз проанализировать события произошедшего дня — нет, вроде все нормально. Если историю со всякими походами по чужим мирам, встречу с Экзархом и существование Полимарха можно вообще назвать обыденностью.

Просто обычные насыщенные сутки. В последнее время для меня — вполне рядовое событие. Подумаешь, какие-то твари, оскверненные черной магией, которые давно перестали быть людьми. Надо просто переспать с этими мыслями.

Как выяснилось, переспать предстояло совсем с другим. Так, по крайней мере, задумала еще одна приживала в моем доме.

Сначала все шло довольно обыденно. Извозчик довез до особняка Ирмера, где меня встретили домашние. Тетя лишь поинтересовалась, все ли хорошо, после чего пригласила за стол. К нам присоединились Илларион и соседушко, разве что Лада отсутствовала. После я наскоро помылся принесенной водой, предварительно выгнав Ильку, а уже когда собрался ложиться спать, понял, что мне что-то не нравится в комнате.

Вроде все на своих местах, но в то же время нечто нарушает привычную гармонию. Я кожей чувствовал напряжение. И что интересно, раньше такого не было. Что же изменилось?

Черт меня дернул заглянуть под кровать, где я обнаружил притаившуюся Ладу. Та, увидев меня, глупо заулыбалась.

— А я брошку уронила, когда убиралась, барин. Вот и залезла.

— Долго ты там ее искала.

Действительно долго, учитывая, что она, видимо, забралась туда, как только услышала о моем прибытии. Пропустила ужин, мое умывание, а в общем это около получаса.

Девушка с трудом вылезла, я все думал, как она вообще туда поместилась. Лада в этом смысле напоминала Вселенную, стараясь все время расширяться. Мне казалось, что годам к тридцати она станет размером с этот дом.

— А че это у тебя за шрам? — чуть ли не ткнула она вспухшую линию на животе.

— Шальная пуля зацепила, — я подхватил ближайшую рубашку. — Если ты нашла свою брошь, то можешь идти.

— Барин, я могу остаться.

— Усвой себе раз и навсегда, — начинал я багроветь от гнева. — Между нами ничего не будет и быть не может. Никогда! Ни при каких условиях! И если ты не поймешь, то вылетишь отсюда, как пробка из-под шампанского! Поняла?

— Поняла, — набычилась Лада.

Правда, не успела она выйти, как появился Илларион.

— Кричали, господин? А ты что тут делаешь, сиротская душа?

— Да вот барин, то поди сюда, то уйди, — пробурчала Лада с невинным лицом. — Разбери его.

И выскользнула вон, зараза такая. Вот, что ты с ней будешь делать? По-хорошему, замуж нужно выдать. Пусть другой человек мучается.

— Господин, вы уж Ладочку не портите, она ж у меня доверчивая. Любой обидеть может.

— Это точно, — хмыкнул я.

— Если бы я не приглядывал… — продолжал Илларион, не поняв моего сарказма.

Я уж не стал говорить, что наблюдатель из него вышел так себе. Чего зря его расстраивать?

— Я тебе даю честное благородное слово, что не притронусь к Ладе ни при каких обстоятельствах.

Обещания, которые нетрудно выполнить, давать легко и приятно. Слуге «благородного слова» оказалось вполне достаточно. Он удовлетворенно кивнул и собрался уж уходить. Но я его остановил.

— Илларион, подожди, ты при старом хозяине долго же находился.

— Пятый десяток разменял, — согласился слуга.

— И, возможно, письма видел его почерком написанные или другие документы, так?

— Всякое видел, — не отпирался тот.

— Погляди сюда, может, ты замечал нечто похожее…

Я потянулся к заплечному мешку и вытащил дневник Ирмера. Раскрыл его посередине и отдал дневник слуге. Илька подслеповато сощурился.

— Вот здесь, — ткнул он мне, — этой закорючкой он обычно «т» изображал. Вроде так быстрее. Эта линия волнистая вместо «ща».

— Замечательно.

Я схватил со стола листок и написал на нем две буквы. Осталась тридцать одна.

— А не сохранилось никаких документов, писем? — спросил я.

— Документы стряпчий составлял в последнее время. А письма… перед самой смертью мне писал, да Самарину. Велел отнести.

— Это же просто отлично!

Мне даже стало стыдно за свою тупизну. Почему я раньше не спросил об этом? Ведь понятно, что Ирмер мог дать какие-то наставления ближайшему кругу относительно меня.

— Илларион, ты сохранил то письмо? — спросил я негромко, стараясь не спугнуть удачу.

— Конечно, сохранил, господин. Принесть, что ли?

— Будь так любезен, — проявил я все самообладание, чтобы не заорать.

Спустя пять минут я сидел за письменным столом, в рубашке на голое тело, кальсонах для сна и босой.

«Илларион, за те годы, которые мы знаем друг друга, ты стал для меня верным помощником. Так выходит, что мои часы сочтены. Однако для моего преемника это лишь начало. Я пока сам не знаю, верен ли оказался мой выбор, в душе этого мальчика много светлого, но там есть и тьма. Очень надеюсь, что мои усилия не окажутся тщетными. Тебя прошу об одном — служи ему так же верно, как служил мне».

Далее шла витиеватая подпись Ирмера.

Письмо было довольно сентиментально. Я даже на мгновение растрогался, особенно про вот это «свет и тьму». Черт знает, как и что старик разглядел во мне, но выходило, что относительно своего дара и меня у него были действительно серьезные намерения.

Однако сейчас меня интересовало более существенное — закорючки в письме. Несмотря на каллиграфический почерк, было видно, что Ирмер довольно сильно торопился. Некоторые буквы едва заметно скакали, что вообще-то дворянину несвойственно. Он будет писать в горящем танке на спине раненого товарища, но все каллиграфия окажется на должном уровне.

Тут же мне стало понятно, что Ирмер торопился. Потому заменял несколько длинных строчных букв короткими закорючками.