Особый агент - Сергей Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, эти будут рассматривать каждую волосину в ноздре, – засопел Семен Игнатьевич. – А может, не пускать журналистов – и дело с концом?
– Мы же договорились, Семен Игнатьевич, – мягко возразил Петр Петрович. – На первых порах все будем делать по мировым стандартам. Зачем без крайней нужды восстанавливать против себя Америку и Европу? Нет, пускай убедятся, что это чудовищное преступление совершили террористы, сделавшие накануне соответствующее заявление. Таким образом, мы получим законное право на защиту покоя наших граждан. И на этом основании проведем все первичные мероприятия: низложение президента и правительства, отмену существующей конституции, в корне своем ущемляющей интересы народа, назначение временного правительства из числа патриотов, ввод усиленного воинского контингента в Чечню, дезавуирование всех договоров начиная с Беловежской Пущи – и так далее в строгом соответствии с разработанным нами подробным планом спасения и восстановления страны в тех границах, в которых она находилась до 1991 года.
«Репетирует программную речь, – подумал Маслов, глядя на худое, вдохновенное лицо Воронина. – Неплохо получается. Вот бы еще здоровья к этому чуток».
Но лицо его, как и лица всех присутствующих, выражало полное согласие с тем, что говорил Петр Петрович.
– Да, ты прав, Петр Петрович, – кивнул Семен Игнатьевич. – Мы должны выиграть время, хотя бы до тех пор, пока придавим контрреволюцию и выведем армию на боевые рубежи. Потом уж они ничего не смогут сделать. Крика, конечно, будет много – да плевать мы на них хотели. Ракеты наши им хорошо известны, так что дальше крика дело не дойдет. Пускай вопят себе на здоровье, мы это уже проходили.
Он самодовольно ухмыльнулся, думая о том, какой шум поднимется на Западе. Да, такого господа из НАТО и Евросоюза от стоящей на коленях России не ждут. Поди, и думать забыли, что она способна еще напугать их до оторопи. То-то начнется паника… Хоть перед смертью потешить душу, посмотреть, как эти вонючие америкашки будут икру метать от страха.
– Нужно успеть эвакуировать из Москвы всех наших сторонников, – перешел к следующему вопросу Петр Петрович. – Олег Андреевич, вы отвечаете за этот сектор. Все ли, чьи жизни мы считаем нужным сохранить, предупреждены о том, что девятого мая им лучше находиться подальше от Москвы?
– Практически все, – доложил Олег Андреевич. – Мои люди лично предупреждают каждого человека. На сегодняшний день оповещены девяносто процентов от составленных списков. За последующие дни мы предупредим всех оставшихся.
– Хорошо, будем надеяться, что здесь обойдется без случайных жертв. Но помните: малейшая ошибка – и все рухнет. Поэтому нужно действовать крайне осторожно.
– Те ученые и деятели культуры, которых мы хотим уберечь от опасности отравления газом, получают от лица спецслужб конфиденциальную информацию о том, что исламские радикалы готовят девятого мая на территории Москвы масштабный теракт. Сообщается, что сведения очень точные, и настоятельно рекомендуется оставить город на период с восьмого по десятое мая. Никакой другой информации, имеющей хотя бы косвенное отношение к нашей акции, предупреждаемые особы не получают.
– Хорошо, – кивнул Петр Петрович. – Больше ничего им и не нужно говорить. Кто умный – тот поймет.
– А кто дурак – его проблемы, – вставил Семен Игнатьевич. – Каждого за руку не возьмешь, за город не вывезешь. Так что пусть соображают, не маленькие.
– Когда начинается парад на Красной площади? – спросил Петр Петрович у Сысоева. – Уже известно точное время?
– Известно, – кивнул Павел Сергеевич. – В девять тридцать – пятиминутная речь президента, затем шествие ветеранов и за ними – военный парад.
– Значит, газ пускаем в девять тридцать пять, – сказал, не дрогнув ни единым мускулом лица, Петр Петрович.
Семен Игнатьевич чуть помедлил, посмотрел на него и наклонил голову в знак согласия.
– Может, пускай с площади уйдут ветераны – потом? – глуховато предложил Маслов.
Петр Петрович перевел на него взгляд, поджал высохшие губы до того, что их вообще не стало видно.
– Нет, Олег Андреевич, мы пустим газ именно в тот момент, когда ветераны начнут свое шествие, – отчеканил он каждое слово.
– Но ведь тогда все они погибнут… – не спорил – пытался убедить Маслов.
– Они и так погибнут, – отрезал Петр Петрович. – Все, кто будет находиться в радиусе километра от Красной площади, либо погибнут сразу, либо получат тяжелые поражения, в основном несовместимые с жизнью. Ветераны, даже если они и выйдут за пределы площади, все равно вдохнут смертельную порцию газа. Так что отсрочка их не спасет. Но, сознательно идя на этот шаг, мы тем самым вызовем громадную волну протеста по всей стране. Гибель ветеранов от рук террористов поднимет на ноги всех без исключения. Чаша народного терпения будет переполнена. А ведь именно эту цель мы и ставим перед собой. Поэтому надо смириться со столь тяжелыми, но необходимыми потерями. Наши потомки нас оправдают.
Петр Петрович помолчал и негромко добавил:
– Хотя лучше будет и для нас, и для них, если никто никогда ничего не узнает.
Семен Игнатьевич тут же кивнул, одобряя и всю речь Петра Петровича в целом, и последнее предложение в частности.
Павел Сергеевич Сысоев, слегка пригнув над столом свои прямые плечи, четко произнес:
– Совершенно с вами согласен.
Олег Андреевич, видя, что остался в абсолютном меньшинстве (а ведь ему казалось, что насчет ветеранов Сысоев его поддержит), неторопливо, но твердо, чтобы его предложение осталось в памяти «стариков» не малодушным воплем струсившего перед большой кровью человека, а одним из пунктов обсуждения общего порядка действий, сказал:
– Я также согласен.
Следивший за ним Петр Петрович кивнул, как бы давая понять, что он и не сомневался в его ответе.
– Седьмого мая, как и было запланировано, мы проведем расширенное собрание будущего состава правительства, – продолжил он повестку дня. – Нужно обсудить текст обращения к нации. Это важнейший исторический документ, и каждое слово в нем должно быть продумано всесторонне. Кроме того, надо уточнить степень готовности всех подразделений и окончательно скоординировать наши действия, чтобы не возникло в самый ответственный момент преступных разногласий, от которых может пострадать наше святое дело. Олег Андреевич, будьте добры, еще раз напомните всем нашим, что собрание состоится седьмого мая, в десять часов утра на даче Павла Сергеевича Сысоева.
– Обязательно, – кивнул Олег Андреевич, что-то пометив на листке бумаги.
– Я вот думаю, – подал голос Семен Игнатьевич, – где мы все будем находиться во время… э-э… акции? За городом, на даче? Так ведь далековато. Может, надо кого-нибудь оставить в Москве? Тех, кто помоложе да покрепче? – Он посмотрел на Олега Андреевича с улыбкой, от которой того подернуло холодком.
– Этот вопрос будет также обсуждаться на собрании, – с готовностью ответил Петр Петрович. – Но мы тут с Павлом Сергеевичем решили: наиболее рационально будет нам всем находиться в подземном бункере под Москвой. Чтобы сразу после того, как химвойска дадут сигнал, что опасность отравления газом миновала, мы могли подняться на поверхность и приступить к выполнению наших задач. Таким образом мы сэкономим время, которое в сложившейся ситуации будет без преувеличения бесценным.