Охотники за нацистами - Эндрю Нагорски

Пока новый канцлер готовился к вступлению в должность, вокруг раздавались протестующие возгласы. Философ Карл Ясперс заявил: «То, что десять лет назад казалось немыслимым, теперь происходит, почти не встречая сопротивления». Признавая неизбежность проникновения некоторых бывших нацистов в ряды высокопоставленных чиновников, он подчеркивал: «Если бывший нацист становится главой государства, это означает, что отныне нацистское прошлое никому ни в чем не является помехой».[561]

Беата восприняла восшествие Кизингера как личное оскорбление. Вспомнив о Гансе и Софи Шолль, которые пожертвовали жизнями, сопротивляясь гитлеровскому режиму, она решила, что тоже должна решиться на какой-то шаг, причем немедленно, даже если шансы на успех равны нулю. «Главное, – убеждена она по сей день, – это быть смелым, слушать голос собственной совести, смотреть на мир открытыми глазами и действовать».[562]

В январе 1967 года, когда Кизингер впервые прибыл с официальным визитом в Париж, Беата опубликовала серию статей в газете «Комба», возникшей во время войны как печатный орган Сопротивления. «Поскольку я немка, восхождение Кизингера на пост канцлера вызывает у меня глубокую скорбь, – писала Кларсфельд. – Имея в виду Эйхмана, социолог Ханна Арендт говорила о “банальности зла”. Кизингер, на мой взгляд, – воплощение респектабельности зла». В следующей статье появилось еще более смелое заявление: «Если бы Советский Союз увидел в лице нового канцлера ФРГ угрозу германской демократии и захотел с ним покончить, это, бесспорно, было бы оправданным шагом в глазах всего мира».

30 августа 1967 года, всего через месяц после выхода этой статьи, Беату уволили из Союза франко-германской молодежи. Когда она уходила, никто из недавних сослуживцев не пожал ей руку и не пожелал удачи. Они хотели показать начальству, что не имеют с ней ничего общего.

Беата поспешила домой, к Сержу, который тоже не засиживался подолгу на одном месте. В то время он работал в международной компании, производящей зерновые продукты питания. В отличие от жены он пока не выражал своих взглядов публично, однако смысл того урока, который преподал ему отец, становился для него все более и более очевидным. В 1965 году Серж посетил Освенцим. «С Запада тогда никто туда не ездил, – вспоминает он десятилетия спустя. – Но я хотел ощутить связь с отцом, увидев место его смерти».

В лагере Сержу сообщили, что Арно погиб почти сразу же по прибытии: ответил на удар, который нанес ему капо (заключенный, прислуживающий эсэсовцам), и поплатился за это жизнью. Восхищенный мужеством отца, Серж дал себе клятву всегда чтить память жертв холокоста и защищать еврейское государство.[563]

5 июня 1967 года на Ближнем Востоке вспыхнул вооруженный конфликт, и Кларсфельд отправился в Израиль, чтобы записаться добровольцем. К моменту его прибытия Шестидневная война уже почти завершилась, и участвовать в боевых действиях ему не пришлось, но то, что он проявил солидарность со своим народом, было для него важно.

Эти события стали фоном для того кризиса, который разразился в семье Кларсфельдов, когда Беата потеряла работу. Друзья советовали молодым супругам смириться с произошедшим и спокойно жить дальше, но Серж был категорически против. «Разве я могу промолчать в ответ на твое увольнение? – сказал он жене. – Ты первая женщина во Франции, которая сказала правду о нацистах, с тех пор как закончилась война. Я просто обязан протестовать».[564]

* * *

Кларсфельды затеяли продолжительную битву, стремясь доказать несправедливость увольнения Беаты. Поскольку теперь у нее было гражданство Франции, она обратилась к французским властям, однако особого сочувствия не встретила. Тем не менее задача Кларсфельдов заключалась не только в том, чтобы оправдать ее поведение, но и в том, чтобы продолжить обличение канцлера ФРГ как бывшего нациста.

Серж взял на работе отпуск и поехал в Восточный Берлин. Министерство внутренних дел ГДР предоставило ему доступ к документам, в которых упоминалась деятельность Кизингера в качестве чиновника Третьего рейха. Скопировав наиболее важные из них, Серж вернулся в Париж с толстой папкой. Большая часть полученных материалов была использована в книге, которую Кларсфельды поспешно опубликовали, сделав в ней особый упор на «заслугах» Кизингера как координатора нацистской пропаганды.

В дальнейшем восточногерманское руководство еще не раз помогало Кларсфельдам в ведении кампаний против бывших нацистов, занимавших видные посты в ФРГ. Беату и Сержа порой обвиняли в том, что они действуют в интересах властей ГДР, которые приветствовали любую возможность настроить общественное мнение против Бонна. Беата действительно давала поводы заподозрить ее в подверженности влиянию восточногерманской пропаганды. 2 сентября 1968 года она написала в газете «Комба», что две Германии должны воссоединиться, образовав «подлинно социалистическое, демократическое мирное государство».[565] В этом заявлении ощущается явное влияние гэдээровской риторики.

Когда, после падения Берлинской стены, были рассекречены архивы Штази, восточногерманской тайной полиции, и Социалистической единой партии Германии, на Кларсфельдов посыпались новые обвинения – в получении денег от руководства ГДР. Так, 3 апреля 2012 года в консервативной ежедневной газете «Вельт» вышла статья под заголовком «Беату Кларсфельд вооружали Штази и СЕПГ».

Кларсфельды открыто признают, что принимали помощь Восточной Германии в сборе необходимых материалов – особенно по делу Кизингера. Кроме того, в ГДР были напечатаны две их книги о нацистах, совершавших преступления на территории оккупированной Франции. Несколько экземпляров авторы разослали западногерманским парламентариям и другим крупным чиновникам. Такие акции помогали Кларсфельдам оказывать посильное влияние на общественное мнение, а также отстаивать свои права. Серж не отрицает того, что они с Беатой пользовались поддержкой ГДР, однако подчеркивает: другие страны, в частности Франция и США, тоже помогали им в сборе информации. «Мы никому не позволяли влиять на наш образ мыслей»,[566] – отмечает Кларсфельд.

О том, насколько враждебным может быть восприятие ее заявлений, Беата узнала в семидесятые годы во время поездок в Польшу и Чехословакию[567] для обличения «антисионизма», под видом которого коммунистические правительства фактически разжигали антисемитизм. Попытки Беаты публично выразить протест (в Праге она просто раздавала листовки прохожим, а в Варшаве еще и приковала себя к дереву) в обоих случаях привели к ее аресту и выдворению из страны.