Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Роберт Маккензи, глава службы безопасности посольства, ранее бывший заместителем Кэри-Фостера, получил инструкции относительно нового назначения.

«Джордж Кэри-Фостер четко объяснил, почему Бёрджесс получает последний шанс исправиться, и последующее описание индивида было воистину губительным. Он не пропустил ничего, что имело значение, и перечислил самые вопиющие особенности – гомосексуальные привычки. Я показал письмо Филби. Мы пришли к выводу, что оно совершенно недвусмысленное. Помню, я спросил Филби, что мог иметь в виду Кэри-Фостер, намекнув, что нам лучше соблюдать осторожность, поскольку Бёрджесс способен на худшее. «Он же не мог иметь в виду козлов?»[638]

В конце июня Бёрджесс доложил русским: «В соответствии с инструкциями я дал Фреду самые важные документы, какие у меня были перед отъездом. Я уезжал через два дня, и сегодня для меня было самое удобное время (полночь с 25-го на 26-е), чтобы все организовать. Он тоже был готов. …Я выполнил инструкции по использованию кода безопасности в переписке с Фредом, который я согласовал с ним. Между тем я опять настаиваю, на этот раз письменно, на том, о чем говорил на прошлой встрече, а именно чтобы в создавшейся ситуации были приняты все возможные попытки установить безопасный контакт между мной и Кимом. События могут развиваться очень быстро, и нам необходимо многое знать. Жаль даже не попытаться использовать прошлые контакты в условиях текущего кризиса. Мы все, конечно, уверены, что вы сделаете все возможное. Мы тоже будем делать все, что от нас зависит. Джим»[639].

На следующий вечер он был на одном из вечеров Муры Будберг в Эннисмор-Гарденз вместе с другими предполагаемыми советскими агентами, в том числе издателем Джеймсом Макгиббоном, который тогда находился под наблюдением. Наблюдатель доложил: он «склонен думать, что Будберг – нежелательное знакомство для человека с характером и положением Бёрджесса, поэтому, возможно, вы посчитаете это наблюдение полезным»[640].

В пятницу 21 июля – «7:30 – выпивка на прощание» – Хьюит устроил прощальную вечеринку для Бёрджесса в его квартире на Нью-Бонд-стрит. «Мы решили, что на вечеринке будет только шампанское и сыр бри с деревенским маслом и хлебом из грубой ржаной муки», – писал Хьюит. Среди приглашенных были Гектор Макнейл, Фред Уорнер, Энтони Блант, Гай Лидделл, Джеймс Поуп-Хеннесси, Вольфганг фон Путлиц, Деннис Проктор, Тесса Мейор, Пэт Льюэлин-Дэвис, Питер Поллок, Дэвид Футмен, баронесса Мура Будберг и Горонви Рис[641].

Это был круг Бёрджесса – от шпионов и охотников за шпионами до высших политических деятелей, дипломатов и кембриджских приятелей. Горонви Рис не смог прийти, но это не помешало ему оставить несколько разных рассказов об этой вечеринке, где утверждается, что это было более шумное и разнузданное мероприятие, чем получилось в действительности. Согласно Рису, было два очень грубых молодых человека из рабочих, которых явно подобрали на улице… алкоголь тек рекой. Один из них ударил другого бутылкой по голове. Другой остался с известным писателем, который, проснувшись утром, увидел, что из его квартиры исчезло все ценное»[642]. А Джек Хьюит вспоминал, что «вечеринка была сдержанной и респектабельной. Я не помню на ней никаких «уличных мальчишек»[643].

Хьюит писал:

«Гай Лидделл и Гектор Макнейл ушли первыми. Мне сказали, что Дэвид Футмен слышал, как один из них сказал Гаю на прощание:

– Ради бога, Гай, в Штатах не забывай три вещи. Не показывай себя слишком агрессивным коммунистом. Не ввязывайся в расовые отношения и, главное, следи, чтобы не было никаких гомосексуальных связей, которые могут принести неприятности.

– Я понял, – проказливо сказал Гай. – Это значит, что я не должен подбивать клинья к Полю Робсону»[644].

28 июля Бёрджесс отправился в Нью-Йорк. Он вышел в море на пассажирском лайнере «Карония» компании «Кунард Лайн». На борту находилось 499 пассажиров. Переход до Нью-Йорка должен был занять неделю. Не только сотрудники посольства не радовались приезду Бёрджесса. Его прибытия категорически не желала Эйлин Филби, у которой после его пребывания в их доме в Стамбуле в 1948 году случился нервный срыв. Однако старый друг Бёрджесса – Ким – разрешил ему пожить в своем доме несколько дней, пока тот не найдет собственное жилье. Эйлин была умнее. Она написала друзьям: «Как вы думаете, кто к нам приехал? Гай Бёрджесс. Я знаю его как облупленного. Он никогда не уедет из нашего дома»[645].

Позже Рис писал: «Мое сердце обливается кровью от жалости к хозяину Гая, а еще больше к его супруге. Я подумал о сигаретных бычках, потушенных о спинки диванов, подпаленных пуховых одеялах, железной решимости каждое блюдо есть с чесноком, в том числе кашу и рождественский пудинг, беспробудном пьянстве и хаосе, который Гай неизменно оставлял после себя везде. …Тем не менее я не сомневался, что его проступки будут с готовностью прощены, поскольку Гай всегда предан друзьям, вызывая в них такую же ответную преданность. Странно, но он никогда не переступал грань»[646].

Семейство Филби жило на Небраска-авеню, недалеко от Американского университета, в большом двухэтажном доме с пятью спальнями и классическим портиком. При этом нельзя сказать, что в доме было много места. Ким, Эйлин и младенец Гарри размещались в хозяйской спальне, няня-шотландка – в другой. Четверо детей делили еще две спальни. Эстер Уитфилд, секретарь и любовница Кима, жила в мансарде, куда можно было попасть по убирающейся лестнице. Бёрджессу выделили комнату в цокольном помещении, выходящую на задний двор. Вскоре после приезда Гай написал Питеру Поллоку: «Я живу в доме Филби, который весьма привлекателен, в большой комнате с ванной и отдельным входом. Эти отдельные входы мне не нравятся. Не буду писать о жизни в Вашингтоне. Скажу только, что согласен с Эриком. Делать что-то в этом городе – небезопасно и неразумно»[647].