Москаль - Михаил Попов

Заметил за собой одну неприятную и все более развивающуюся особенность: стал расстраиваться, ну просто по всяким пустякам. Недавно вычитал в рекламном проспекте, что глубина Красного моря около шести километров, и после этого перестал купаться. Спрашивается, какая тебе разница — шесть или, скажем, два? Однако нет, больше Бурда на понтон ни ногой. Маска для ныряния так и пылится на телевизоре в номере. Ведь сколько он сквозь нее увидал разных рыбок разноцветных, как радостно захватывало дыхание во время первого обрушения в воду с понтона. Все иллюзия, никакие природные виды не могут сгладить страх, засевший в верхней части желудка.

Все время думал: как именно это произойдет? Ворвутся в номер? Схватят за ноги водолазными руками и утянул к муренам? Подсыплют чего–нибудь в еду? Подставят ножку во время подъема на Синайскую гору? Но ведь он в море больше не суется, в столовой шведский стол, а они не станут травить пол–отеля ради него, менеджера средней руки, хотя и повышенной осведомленности. А то, что он из отеля ни ногой, ни на какие сомнительные экскурсии, он решил для себя еще в первый день. И на ночь придвигал тумбочку к входной двери. Хотя ведь это смешно.

Но с другой стороны, зачем им его убирать? Он не так уж много знает. Да, собственно, что он вообще знает? Ничего! И если бы его хотели убрать, то тюкнули бы по глупому темечку уже там, в мокром Киеве. Зачем было везти его сюда, кормить–поить две недели? Бурда вздохнул, прикидывая, как начать ему разворачиваться из полотенца, ведь как ни крути, а к бармену идти надо. Просто так лежать нет больше сил.

И в этот момент он понял, как именно от него решено избавиться. Прямо здесь, на пляже, невзирая на наличие целой кучи пляшущих итальянок, на двух читающих соседей, на зоркого бармена. Его убьет вот этот человек в черном костюме с галстуком и в соломенной шляпе. Какое отвратительное сочетание! Валерий Бурда был не в силах бороться, он продолжал лежать полосатой мумией, покорно следя красными, несчастными глазами за приближающейся фигурой киевского полковника. Тот шел по пляжу, утопая лаковыми ботинками в мелкой гальке, вода мелкого прибоя замирала с шипением у его каблуков. Он медленно поворачивался всем телом, как корабль, прокладывал себе новый курс после каждой остановки и следовал дальше.

Увидел подопечного. Улыбнулся.

Полковник подошел вплотную. Встал в ногах, снял шляпу, обмахнулся ею и сказал:

— Собирайся.

— Куда? — пискнул Бурда.

— В Москву.

— В Москву? Зачем?

— Там спросишь.

— У кого?

— У меня.

— Понятно. Там спрошу.

Валерий Бурда давно уже решил для себя, что только полная покорность судьбе и безымянному полковнику дает шанс выжить.

Дир Сергеевич сидел на своем редакторском месте и считал ворон на ветке мокрого дерева за окном. Их там было всего две, так что это занятие не занимало главного редактора целиком. Он еще и кое над чем размышлял и кое–чего ждал. Ждал, когда востроносая Ника отыщет ему горящую туристическую путевку в Великобританию. И в самом деле — зачем валяться в ногах у непреклонных Алевтин, вымаливая право поболтать с собственным сыном, когда можно просто–напросто к нему отправиться? Небо, самолет, мальчик. Хотя какой уже мальчик — студент, оболтус, пивоман, но все же родная кровинушка, а с некоторых пор и единственная родная душа на всем пространстве глобуса. Дир Сергеевич неплохо себе представлял расположение того английского университета, которому он платил за отлучение сына от родной культуры. Город Кембридж. Отыщется же хотя бы один человек, понимающий по–русски! Он будет нанят за любые деньги ради родственных поисков. На свой английский «наследник» не надеялся, хотя именно его учил в школе.

Кроме того, он размышлял и о состоявшемся только что докладе Елагина. Кажется, угрюмого дядьку удалось заставить работать. Только выбор Афганистана немного смущает. Ничего не приходилось слышать о том, что украинские вооруженные силы участвуют в войне против талибов. Выясняется, что участвуют. Найдено их становище сразу за пограничной таджикской речкой. На редкость удачное расположение. Абсолютно отдельный хохляцкий взвод. То ли метеонаблюдения, то ли обеспечение спутниковой связи. У людей Елагина уже есть контакт с местной администрацией. «Отличная будет резня!» Майор загорелся. Все же в нем сидит и не глубоко зарылось настоящее боевое животное. Запах потенциальной крови коснулся рваной ноздри. Этот себя покажет, ну и пусть показывает. А мы пока в Британию. И в смысле алиби полезно. Дир Сергеевич никогда не думал на эту тему, но все же, если абсолютно честно себе признаться, замысел геополитической мести не казался ему по–настоящему осуществимым. Все удовольствие питалось игрой в приближение к его реальному краю. Шли–шли к Рубикону, волновались — а как оно все будет? Возмущались: почему так долго его не видать! И вдруг он уже позади. Тут уж не радость, а скорее состояние легкой прострации. Нет, эта история уже не на первом плане его чувств. На первом — Британия. Кому–то дан приказ на восток, а кому–то — в противоположном направлении. Тут пути расходятся. Дир Сергеевич снова представил себе, как он будет смотреть по Си–эн–эн репортаж из афганской горячей точки, растерянные лица Ющенки–Тимошенки, заламывание рук тернопольскими мамашами. «Воем воет украинка, ничему никто не рад!» Он очень хорошо представил себе эту картину и не остался в уверенности, что сделается в этот момент счастлив.

Еще меньше он размышлял о самоубийстве Клауна и бегстве двух других директоров. Что за жуткая тайна внезапно разлетелась на три куска? С самого начала было ясно, что все эти невозмутимые ребята в дорогих костюмах быстренько обирают фирму, пока глава в ауте. Видимо, так набили карманы, что захотелось перепрятать. А может, Елагин действительно близко подобрался к разгадке? Скорее всего, дело именно в этом. Побоялись, что им предъявят труп Аскольда? Другого объяснения быть просто не может. Непонятно только, почему двое скрылись, а один отравился? Да нет, и это чудо не великое. Прибалты — они такие. Вспомним Пуго. В общем, идите вы все! Я к сыну еду! А это, так и знал, Марина Валерьевна!

— Разрешите, Дир Сергеевич?..

— Опять утеснять начнете, дорогуша?

— Что?

— Ничего–ничего.

— Вы назвали меня «дорогушей».

— Ну не волокушей же. Не обращайте внимания. что у вас?

Марина Валерьевна не села за стол, обозначая этим, видимо, какой–то особый статус предстоящего разговора. Дир Сергеевич даже слегка заинтересовался, хотя в настоящий момент мало был способен к проявлению живых чувств.

— Тем несколько.

— Тем лучше.

— Во–первых, ваша протеже.

— Я понимаю, о ком вы.

— Она же, простите, ни черта не делает.

— Она ведет рубрику «Антинародные сказки».

— Да ни черта она не ведет, а точнее, ведет антиобщественный образ жизни, разлагающий редакцию.