Философия футуриста. Романы и заумные драмы - Илья Михайлович Зданевич

концов стола господин приподнял поперечную доску, и несколько тараканов, по одному в отделении, бросились убегать к противоположному концу стола15. Неистовый вой и крики на всех языках вырвались из присутствующих. И по мере того как выяснялось, какой из тараканов скорее достигнет цели, крики эти усилились, крики усилились, пополам радости и отчаянья. “Знаете, сколько ставят на таракана, не меньше десяти лир, оборот каждой скачки не меньше тысячи лир, содержатель берет себе пять процентов, золотое дно, золотое дно”, – заключил он, в отчаянии закатывая глаза. “Почему вы не откроете другого такого же притона, то есть клуба?” – “Фи, подражать чужому уму, за кого вы меня принимаете, нет, у меня есть в запасе нечто более интересное, идите сюда, – и Левин увлек спутника в один из салонов, где были опять дамы, но, кроме русских, немало гречанок, румынок и прочих местных, среди же мужчин аборигены также представляли большинство. – Эти бараны, греки, армяне и прочие местные богатеи, смотрите на них, не могут опомниться от русского ума. Вот кто им дал отличный урок. Эти салоны не пустеют круглые сутки, какое великолепие, какая красота. Да, вот мой секрет, я заказал доставить мне тараканов, хлебных, с острова Явы. Ничем не отличаются от местных, но зато бегуны. Я их выпущу на дорожку, буду играть на них, все остальное дело плевое, и посмотрим, кто лучше выстрижет этих баранов, я или содержатель с его пятью процентами. Завтра первые бега с участием моей конюшни, милости просим”.

– Спросите о верзиле, – перебил Ильязд.

– Ах, да, вы правы, время уходит, я сейчас.

Он улетучился, но через минуту вернулся с видом опечаленным. “Мы на этот раз опоздали, он был здесь, но вышел до нашего прихода. Но мы его несомненно найдем у мадам Ольги. Едем. Какая жалость, что я не могу захватить с собой некоторых из этих дам, но генеральша такая строгость. Умоляю вас, ведите себя там прилично”.

Ильязд уже не роптал и не сопротивлялся. Подобно утреннему соблазну, в конце концов загнавшему его в кондитерскую, так и теперь он постепенно увлекался окружением, вдохновлялся, ему нравилась и обстановка, и женщины, и нравы, и восторги Левина передавались ему. Он уже почти с сожалением покинул тараканий клуб. “Нам недалеко, – заявил Левин, – пройдемтесь”. Они спустились по улице и уперлись в подъезд подозрительного дома. Двери им открыл казак в форме конвойца, и выше, в прихожей, их встретил живописный весьма генерал, с непременной бородкой, в форме и при орденах, с адъютантскими погонами, приветствовал Левина с таким почтением, что еврейчик весь просиял от удовольствия и удовлетворения. Мадам Ли, которую находившиеся там русские величали Лией Никитичной16, черствая дама с выправкой институтской, держалась в первом салоне, вся в черном и довоенном платье, оглядывая гостей через черепаховую лорнетку. Казалось, стоит ее тронуть пальцем – и вся рассыпется. “Как хорошо, что вы так хорошо владеете нашим языком, – начал Левин, – это мне позволит, представляя вам моего нового друга Ильязда, вам как следует расхвалить его. Прелестный мальчишка. Умница, действительно”, – и он поцеловал ей с треском ручку, хотя и старался сделать это поглаже. “Господин Левин, господин Ильязд, вы всем представлены”, – провозгласила генеральша, приглашая их жестом пройти во второй салон. Тут не было никакой мебели, одни подушки на полу, разбросанные в множестве, на подушках все те же русские дамы (и откуда их столько набралось?), беседующие с приличными мужчинами, преимущественно иностранцами. “Все знакомые, – вскричал Левин, – ах, мадам Ли, как же вы умеете объединять общество! Комендант, – обратился он к одному французу, – как я вас рад видеть, капитан, – к другому англичанину. И, отойдя в сторону, Ильязду: – Запомните эти гнусные рожи, коменданта и капитана, это чрезвычайно важно, эти люди всемогущи в Константинополе сейчас, во время союзной оккупации”. – “Я не вижу Синейшины”. – “Да не может быть, он в верхних этажах”. – “В верхних?” – “Нуда, чего вы удивляетесь, разве вы не видите, что это русский публичный дом последней марки. Генерал, генеральша – настоящие. Какая нация, какое великолепие! Загнаны к черту блохастые греческие и румынские притоны. Каждая из этих дам стоит всего тридцать лир, берите, угощаю. Только, пожалуйста, не вздумайте позволить себе какую-нибудь развязность здесь: вышибала, который нам открыл, не плоше вашего Синейшины. Вы просто подойдете к даме, которая вам нравится, поговорите с ней недолго, а потом незаметно подыметесь наверх, она последует за вами. И кто бы мог подумать, что я, иностранец, должен вам давать эти уроки”. – “Я не прочь вернуться сюда в следующий раз. У вас тут тоже интересы?” – “Как же, это я снял помещение для мадам Ли, очаровательная женщина, гениальная, только у нее не было капиталов”. – “Хорошо, не забудьте, что мы в поисках Синейшины!” – “Ах, да, черт возьми, я вижу, вы настоящий делец, подождите, сейчас узнаю, – он отошел от Ильязда и приблизился к генеральше. Та покачала головой. Левин сделал печальную мину. – Нам не везет, вашего Синего или моего Белобородого здесь сегодня не было. Но еще не все потеряно, едем в театр”.

Театр находился в двух шагах. Это был дом более обширный, но менее подозрительный и ничем не походивший на театр. Здесь в темной прихожей Левин должен был вступить в переговоры по поводу своего спутника, после чего они получили домино и шелковые полумаски. “Этот маскарад обязателен, мой дорогой, но вы останетесь довольны”. Они поднялись по широкой лестнице и вошли в обширную залу со сценой, темную, где не было кресел, а только лежанки, на которых зрители возлежали. Сцена, освещенная наполовину. В зале удушливый запах пота, ропот поцелуев, вскрики, шепот. Левин и Ильязд устроились у самого входа. “Не стоит пытаться идти дальше, иначе служащие примут меня за педераста, а эта репутация не выгодна ни вам, ни мне, главному акционеру. Здесь нет профессиональных актеров, это светское место, здесь выступают только любители, из публики”. – “Что же они делают?” – “Боже, какой наивник, что делают – спариваются. Ведь для этого же здесь все в масках, подождите минуту. Хотя еще немного рано, но около этого часа пары, тройки, а то и больше начинают следовать друг за другом на сцене. Обыкновенно вещи самые обыкновенные, но не менее часты и вещи необыкновенные”. – “Это тоже русское учреждение?” – “Чудак, что вы глухи, слепы что ли, ну, разумеется, все актеры тут (якобы любители, сказать по правде) русские, да и разве кто-нибудь в этом паршивом городе додумается до этого?17 Нет, русские принесли настоящую культуру, показали себя варварам.