Несущий свободу - Игорь Поль

– Хорошо, пускай будет Спица, – легко согласился Карл.

– Вы считаете его предателем?

– Ну что вы, такими определениями сейчас уже не пользуются. Это для репортеров. Просто на поведение Хенрика отчего-то повлияло его последнее задание. Настолько сильно, что он выпустил ситуацию из-под контроля. Мы склонны полагать, что это нервный срыв, из-за которого он привлек к себе нежелательное внимание.

– На него не похоже.

– Все когда-то случается впервые. В конце концов он сотрудник с великолепным послужным списком, и мы обязаны проявить заботу хотя бы в знак признательности его заслуг. Мы хотим помочь ему.

Он передал ей чашку.

– Скажите, откуда вам известно, что Хенрик жив? Он связывался с вами?

– Что за ерунда!

– Будьте осторожны.

– Осторожна?

– Я имею в виду, чай слишком горяч.

– Я решила – вы мне угрожаете.

– Нет-нет, как вы могли такое подумать! В штабе довольны вашей работой, вы на прекрасном счету. Однако вы не ответили.

– Наверное, я не должна этого делать… – начала она в задумчивости.

– Вы давали присягу, фройляйн, – напомнил Карл.

– Спица!

– Да-да, извините. Итак?

– Ладно. Ваша взяла. Надеюсь, это не скажется на моей карьере?

Мужчина перед ней осторожно опустил чашку на блюдце.

– Ни в коей мере, – серьезно заверил он. – Я даю вам слово.

– Сегодня в кафе…

– Как оно называется?

– Номер восемь в текущем списке контактов.

– Продолжайте.

– Бармен…

– Его имя?

– Не знаю. Так вот, бармен включил визор над стойкой.

– Визор? Вы имеете в виду…

– Самый обычный визор, – заверила Грета с выражением невозмутимого спокойствия. – Передавали новости. Диктор сказал, что преступник, которого зовут убийцей полицейских, снова натянул копам нос. Еще он сообщил, что преступник покинул Пуданг.

– Новости? – растерянно переспросил Карл.

– Я слышала это в присутствии вашего связника, – подтвердила Грета.

Мужчина в кресле справился с собой и произнес дружелюбным тоном:

– Я оценил ваш дружеский розыгрыш, фройляйн.

– Он отключил чип, верно? – догадалась Грета. – И теперь вы не можете достать его.

– Верно. Мы полагаем, что Хенрик рано или поздно попросит вас присоединиться к нему.

– Управление сомневается в моей лояльности?

– Вы с ним спали, мы это знаем. Давайте назовем это дружбой – вы служили в одном подразделении, много пережили вместе. Но существуют пределы дозволенного. Взрыв машины, вчерашнее убийство. И для чего вы похитили полицейский коммуникатор? Вы что же, полагаете, вам позволят сходить с ума?

Только тут она заметила, что на всех окнах такие же металлические решетки, как и на входной двери.

– Вам этого не понять, – усмехнулась она.

– Я только хотел сказать: пожалуйста, будьте разумны.

Но теперь, получив подтверждение, что Хенрик действительно жив, она стала менее осмотрительной. Она отставила чашку с чаем, к которому так и не прикоснулась, и сказала:

– Терпеть не могу намеков.

– Ваша мать до сих пор жива. Она содержится в закрытой тюрьме, и с ней сносно обращаются. Конечно, все может измениться.

Она не сразу пришла в себя – удар был нанесен мастерски, в самое больное место, сила его была тщательно отмерена.

– И это после всего, что я для вас сделала…

– Не говорите глупостей – идет война, – наставительно произнес мужчина. – Все мы обязаны защищать родину – каждый в меру своих сил. Нас интересует, что вы, милая фройляйн, намерены делать, когда Хорек даст о себе знать?

– Что делать? – спросила она, прислушиваясь к чему-то внутри. Из-за решеток на окнах ей показалось, будто она в тюрьме, и ее вывели в комнату для переговоров пообщаться с бесполезным адвокатом. – Что делать… – повторила она в задумчивости.

Ее собеседник терпеливо ждал.

Она зло усмехнулась:

– Разобью себе голову, вот что я сделаю. Чтобы железяка в ней не успела вам ничего передать.

– Но почему? – искренне изумился мужчина, и за маской показного дружелюбия показался, наконец, живой человек. – Что заставляет вас так поступать?

– Я же говорю – вам не понять.

На лице ее собеседника отразилось странное выражение. Это могло означать и сочувствие и предупреждение. Ей было безразлично, что именно.

Лонгсдейл прибыл в Дендал поздно вечером с 15-часовым конвоем и сразу же отправился в управление полиции. Было душно, камни и бетон отдавали тепло дневного пекла. Комендантский час в этом маленьком городке начинался рано: освещение не работало, темные улицы будто вымерли, тени летучих мышей резвились над крышами. Фургон трясло на разбитой дороге. Близость войны ощущалась во всем: в плакатах с надписью «убежище», в окнах, заклеенных бумагой, в армейском броневике, полосующем улицу лучом прожектора. Сами подступы к Управлению были оборудованы по всем правилам фортификации: фургон долго петлял среди заграждений и бетонных огневых гнезд; у них дважды проверили документы; стволы автоматических часовых медленно поворачивались вслед за машиной.

В забаррикадированном мешками с песком холле было светло, как днем. Звенел детский смех: стайка ребятишек играла в салочки, резвясь среди мужчин с оружием. Начальник полиции Жоаким Гебуза был толст и невозмутим, на его рабочем столе рядом с бумагами и тарелкой с засохшими бутербродами покоился внушительных размеров армейский автоматический карабин; комплект брони, напоминавший тело человека без головы, валялся в углу, рядом с пыльным флагом республики Симанго. Гебуза не придал бы визиту коллег из Пуданга такого значения – больше всего на свете он ценил свои семейные узы и старался проводить с женой и детьми все свободное время, не слишком сгорая на службе. Этот столичный хлыщ проявил недюжинную настойчивость, призывая его оказать максимальное содействие некоему лейтенанту, командированному из центральных миров. Гебуза не разбирался в политике, под пытками не сказал бы, какие партии представлены в парламенте республики; должность звонившего тут же вылетела у него из головы. Память зафиксировала только легко узнаваемый оттенок власти в его голосе да необычную манеру излагать свои мысли. «Общество столкнулось с необходимостью изменений и преобразований для создания и развития условий, требуемых в современных обстоятельствах в области соблюдения прав человека и обеспечения спокойствия граждан». После этой фразы в голове у Жоакима замкнуло, и последующий текст звучал для него как одна из поэм английского классика, которые он так не любил в школе: «Взаимодействие вверенных вам сил с представителем партнерской структуры должно быть юридически обоснованным, проблемно сфокусированным и иметь вид последовательного, ясного и цельного правового сообщения в соответствии с миссией правоохранительных органов и их пониманием политической и военной ситуации в регионе…»