Пропавших без вести – не награждать! - Геннадий Сорокин

Из офицерской уборной раздался звон разбитого стекла.

– Это не я, – сказал Лукин и ушел на кухню.

Зеркало разбил Монгол. С самым большим осколком он вышел в холл.

– Начнем, что ли? – спросил он. – Первым Мазур, за ним Иванов, потом я. Втроем, я думаю, справимся.

– Внимание! – хлопнул в ладоши Лоскутов. – Все лишние – вон из холла!

Перед тем как открыть дверь, на пол у нее лег Иванов с зеркалом. Мазур и Монгол встали напротив входа. Лоскутов справа от них, один из десантников занял место у рычага.

– Поехали! – скомандовал Николай Егорович.

Бронированная дверь с легким щелчком отошла с места. Лоскутов зацепил ее верхний край каминной кочергой, потянул на себя. Вход в подземелье был открыт.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил Мазур.

Лоскутов посмотрел в зеркало. В конце уходящей вниз лестницы был виден проем, освещенный дневным светом. На лестничном марше – никого.

– Все чисто. Начали!

Десантники с оружием наперевес один за другим сбежали в подземный док. Через пару минут позвали Лоскутова.

– Товарищ командир, здесь никого нет! Если был человек, то он сбежал на шлюпке.

– Лодку проверьте! – спускаясь вниз, скомандовал Лоскутов.

– Николай Егорович, я с тобой! – раздался за его спиной голос Лукина. – Если что, подстрахую.

Вырубленная немецкими инженерами подскальная пещера состояла из бассейна для размещения одной субмарины среднего водоизмещения, цистерн с топливом и водой, механизмов для погрузки торпед и дизель-генераторной электростанции. Со стороны фьорда вход в бассейн закрывал понтон, затапливаемый при выходе подводной лодки в море.

Сама подводная лодка стояла пришвартованной правым бортом к бетонному пирсу. Борта ее были покрыты ржавчиной, на ходовой рубке виднелась большая вмятина. С причала на палубу субмарины был перекинут трап.

Увидев подводную лодку, Лоскутов возликовал:

– «Наутилус»! – Матросы на пирсе переглянулись, подумали, что командир зовет кого-то из них. – Я – твой капитан Немо. Ты ждал меня – я пришел. Офигеть! Мечты и грезы моего детства в металле и во плоти. Жаль, нырнуть не сможем, но ничего, и так сойдет!

– Внутри никого, – вылез из подлодки на палубу Иванов. – Тесно там, как в гробу.

– Много ты понимаешь в эстетике подводных кораблей! – Лоскутов, довольный сам собой, отстучал по бедрам ритм нецензурной песенки «В подворотне кошелек лежал». – Мазур, командуй здесь, готовь лодку к выходу в море! Монгол, я пошел, займусь антенной.

* * *

Вечером ветер переменился, подул с моря и загнал дождевые облака обратно на сушу. Ливень прекратился. Над горным хребтом появилось солнце.

Лоскутов и Жук по узкой крутой лестнице, прорубленной в толще скалы, поднялись со второго этажа на вершину горы, к антенне передатчика «Т»-лучей. Вблизи чаша антенны оказалась не цельной, а ажурной, состоящей из множества переплетенных между собой металлических прутьев. Рядом со стеблем антенны находились спрятанные в водонепроницаемые кожухи механизмы ее поворота и наведения.

Глядя, как Жук размещает у основания стебля антенны взрывчатку, Лоскутов размышлял:

«Ну, вот и все! – думал он, – финита ля комедиа. Настала кульминация пьесы под названием “Рейд”. Через кровь, через смерть товарищей я дошел до “Посоха” и готов уничтожить его. Я выполнил задание, и вряд ли кто-то смог бы выполнить его лучше меня. Я герой и должен чувствовать себя героем, а не чувствую ничего. Это как Новый год: ждешь его, ждешь, надеешься на чудо, а получаешь обычную пьянку и похмелье поутру; призрак чуда уходит до следующего года, и наступают серые будни».

– Жук, – спросил Лоскутов, – ты чувствуешь волнение исторического момента?

– Когда сегодня, на батарее, мне пуля рукав пробила, вот это был исторический момент! Вот дыра – чуть плечо не оторвало, – сапер показал Николаю Егоровичу на торчащую из телогрейки вату. – А сейчас что за момент? Сейчас – работа.

– Вот и я ни фига не чувствую. Никакой патетики. Обыденность, словно я каждый день излучатели взрываю.

– Я так думаю, что всю патетику замполиты придумали. Мне вот, например, некогда красивые слова выдумывать.

Сапер поднялся, отряхнул руки.

– Готово! Можно вниз идти.

Лоскутов в последний раз осмотрел фьорд с высоты горы.

«Интересно, – подумал он, – немцы видели, что мы копошимся у излучателя? Если не видели, то сейчас мы им мозги прочистим».

На втором этаже к Николаю Егоровичу подошел Боков.

– Командир, нам надо переговорить. У меня серьезный разговор.

– Пока с антенной не закончим – никаких дел!

Мимо них, растягивая провода по коридору, прошел Жук.

– До нас взрывной волной не достанет? – спросил его Лоскутов.

– Взрывная волна, Николай Егорович, – сапер закрепил концы провода в клеммы «адской машинки», – она же идет не как деревенский мужик с гулянки, а по прямой. Во-он там, у выхода, там шибанет, а досюда, до вентиляторной, не достанет.

Сапер присел на корточки, несколько раз повернул рукоятку на взрывной машинке и нажал кнопку, замыкающую электрическую цепь. В отдалении, толком не понять где, что-то бабахнуло, проскрежетало и затихло.

– Все, что ли? – насторожился Лоскутов. – Ты сейчас что сделал, антенну взорвал?

– А чего тянуть? Или вы, товарищ командир, хотели речь сказать?

– Сказал уже, – недовольно пробурчал Лоскутов и пошел наверх.

На вершине скалы от антенны излучателя остался один пенек раскуроченного взрывом стебля. Ни чаши излучателя, ни мачты стебля нигде не было, но со стороны моря камни на скале были выворочены скользившей к обрыву антенной.

– Все, что ли, все? – при виде уничтоженного «Посоха» у Лоскутова внезапно иссяк словарный запас. Не зная, как выразить свои чувства, он повернулся лицом к поселку, согнул руку в локте и показал немцам неприличный жест. – Вот вам, ублюдки, выкусите! Хрен вы до конца войны свой излучатель восстановите!

– Это точно! – согласился Жук. – Хрен тут что отремонтируешь.

* * *

После обнаружения подводной лодки все десантники нашли минутку-другую, чтобы сбегать вниз и убедиться – надежда на спасение есть! Вот она, субмарина, как на картинке: длинная, узкая, с высокой рубкой. По палубе ее снуют моряки, готовят к выходу в море. Красота! Жизнь продолжается.

Один Якушев никак не отреагировал на радостное известие. Безучастный ко всему, он бесцельно слонялся по замку, путался у всех под ногами, мешал работать. Обойдя все помещения на первом этаже, он забрел в штаб, вытащил из стола журнал «приема-сдачи дежурств» и стал внимательно изучать его, хотя по-немецки не понимал ни слова.