Суженая императора - Серина Гэлбрэйт

Нынче Стефан обращается со мною мягко, бережно, словно я хрупкая ваза из цветного стекла, способная рассыпаться от легчайшего прикосновения. Он сдержан, осторожен и ночью, и днём и беспрестанно интересуется, как я себя чувствую, не скрываю ли от него каких недомоганий, не утомляюсь ли, не делаю ли того, что мне делать вовсе необязательно. Стефан расспрашивает меня каждое утро и каждый вечер, а днём слуги по нескольку раз передают от него короткие записки. За государственными и повседневными заботами он находит время разузнать побольше о женщине в положении и следом за ворохом вопросов о моём состоянии на меня обрушивается град подробных наставлений, что и как должно делать и не делать беременной фрайнэ. Я искренне надеюсь, что вскоре он устанет от бесконечного повторения одних и тех же вопросов – не будет же он теперь до срока интересоваться моим самочувствием? И порою сожалею втайне, что он не остался в благословенном неведении о делах женского тела, коего не чурались, а то и приветствовали многие мужчины. Роды – удел и главное предназначение женщины, самими богами ей ниспосланное, ведь и Тейра дарует, а Авианна жизнь новую творит. Блага раздавать и слово в мир нести – миссия мужчин и вмешиваться в женские тайны им не след, если только не избрали они путь лекаря и целителя.

В свою очередь я хочу разузнать побольше о Верене, супруге-тени, о которой и вспоминали-то неохотно, точно желали забыть как можно быстрее о третьей девушке, не оправдавшей возложенных на неё надежд. Из-за суеты и забот, разросшихся в одночасье, требующих постоянного внимания, у меня не получается собрать сколько-нибудь полезную информацию. Шеритта Верену лично не знала, дворцовые слуги не могут поделиться ничем конкретным, да и положение Илзе в их кругу становится всё более шатким. Ныне Илзе не просто моя компаньонка и фактически доверенная служанка, она фаворитка фрайна Рейни, она ужинает вместе с императором в его покоях, она вхожа в круг приближённых государя. В глазах людей, трудящихся в стенах дворца, Илзе уже не простая аранна, такая же, как они, легкокрылой птицей взлетает она на вершину, недостижимую для них. Но она не героиня волшебной сказки и благоволение государя не превращает её в фрайнэ, не делает ровней франнам благородного рождения. И если Шеритта и Лаверна не выказывают пренебрежения, не обозначают словом ли, делом, где истинное место Илзе, то их доброе отношение ещё не говорит, что и остальные готовы мириться с присутствием очередной выскочки из ниоткуда. Всякий раз, когда Илзе переступает порог моих покоев, я жду, что она попросит о беседе наедине, в которой поделится желанием покинуть дворец самое раннее после венчания и вернуться к прежней тихой жизни. Я и хочу её удержать, и не смею воображать подобного даже в мысленных разговорах, что обычно далеки от действительности и полны красочных представлений о том, что или никогда не свершится, или пойдёт не так, как виделось в фантазиях.

Шеритта заверяет, что фрайн Соррен Элиас если и появится в ближайшее время при дворе, то только на самом венчании и он, и его брат поостерегутся чрезмерно докучать мне своим присутствием. Однако некогда занимаемое Элиасами место таково, что надолго не опустеет и быстро найдёт нового хозяина. Мне придётся смириться, что за Элиасами явятся другие фрайны, другой род попытается укорениться на земле, где совсем недавно возвышалось могучее древо влиятельного северного рода. Они будут всегда, бьющиеся за титул придворного фаворита, грызущиеся за место подле имперского престола, вырывающие друг у друга символ наибольшего влияния, власти, полагаемой ими истинной. Так или иначе мне предстоит благоволить одним и отдалять других, поддерживать кого-то одного в ущерб другому, выбирать своего бойца и ставить на него. Если я желаю впредь держаться центра, то придётся искать тех, кто станет держаться меня, искать свою сторону, потому что склоняться к какой-либо из сторон, ныне меня окружающих, вряд ли возможно. Брендетта охотно, подробно, сама того не замечая, пересказывает всё, что ей о том известно – слухи, сплетни и информацию от отца, разбавляя их собственными домыслами. Порою она бывает не так уж и неправа, как можно подумать, слушая легкомысленную её болтовню. Я удивляюсь, откуда она столько знает, ведь при дворе Брендетта провела ещё мало времени и фрайн Витанский столицу давно покинул, обещая, впрочем, прилететь с супругой к венчанию.

Скоротечные зимние дни сменяют друг друга стремительно, оглянуться не успеешь, как он уже к закату клонится. Дворец заново заполняется людьми, да и в городе становится куда теснее, а стоимость съёмного жилья, по словам Илзе, поднимается выше заснеженных горных вершин, – среди араннов тоже хватает желающих хотя бы одним глазком взглянуть на императорскую свадьбу. Слухи о необычном пути четвёртой суженой к венцу кругами на воде расходятся по всей стране, приправленные пикантной специей наличия у этой не вполне уже девы ребёнка. И ребёнок тот не простое дитя, а публично признанный своим венценосным отцом первенец государя – да разве ж прежде боги допускали подобный недосмотр? Хорошо лишь то, что чересчур много народу съехаться-слететься в столицу попросту не успеет и ко дню пресветлого Северина прибудут только фрайны, обеспеченные быстроходными воздушными кораблями, и аранны из числа живущих недалеко от столицы и могущих себе позволить куда-то отправиться внезапно.

Прилетает чета Шевери.

И представители рода, увидеть которых я вовсе не ждала.

– Астра… – Стефан начинает и умолкает сразу, медлит, словно не решается продолжить.

– Что? – я смотрю на него вопросительно, не понимая причины внезапной этой паузы. – Что-то случилось?

Стефан приходит в мою спальню как обычно, вечером, тайно – если можно назвать тайной то, о чём известно всем, кто вхож в эти покои, если не большему числу людей. Кажется, за последние недели не было ни дня, когда бы он ночевал у себя, во всяком случае, я такого припомнить не могу. Поначалу, после подтверждения моего положения, я ожидала, что Стефан прекратит ночные визиты под предлогом отсутствия в том необходимости и из-за стремления не причинить ненароком вреда ребёнку, но нет, он является по-прежнему. Впрочем, на близости Стефан не настаивает, если у меня нет желания, то мне достаточно обозначить это словом или даже жестом, и мужчина просто остаётся в моей спальне на всю ночь. Сегодня же он немного задерживается, а когда наконец приходит, то замирает подле кровати, не торопясь раздеваться, и лишь глядит так, будто не вполне уверен, что мне следует знать то, о чём он намерен поведать.

– Что? – повторяю нетерпеливо, и сердце замирает вдруг от вымораживающего предположения. – Что-то с Мирой?

Я заглядывала к дочери по окончанию вечерней трапезы, и всё было в порядке, не может быть, чтобы…

– Нет-нет, ничего такого, – спешит заверить Стефан и делает шаг ко мне. – С Миреллой всё хорошо, я заходил к ней недавно.

– Тогда в чём дело?

Должно быть, это что-то важное, серьёзное. Мы ужинали в трапезной с вельможами, и едва ли Стефан стал бы говорить мне о чём-то действительно важном в большой зале, пред всем двором.

– Твои… – Стефан опять умолкает, отходит к креслу перед камином, садится. Я плотнее запахиваю халат, растревоженная мрачными предчувствиями, опускаюсь во второе кресло, стоящее рядом. – Ты говорила, род твоей матери не вспоминал о своей дочери с тех пор, как рассветники вернули её в Империю вместе с другими пленниками Хар-Асана.