Незваный гость - Татьяна Коростышевская

– Барышня Евангелина, - подошла ко мне Клава. - Не верьте вы ей, сколопендре этой. Григорий Ильич действительно у нас вчера был, но лишь по служебной надобности.

– Пустое, - отмахнулась я, времяпровождение Грегори меня интересовало сейчас меньше всего. – О чем Хрущ с Мими в мое отсутствие говорили?

– Она грозилась, просила «дай», он обещал помочь, ежели сейчас признается и аресту сопротивляться не будет, после дал, ну зелья этого, ее сразу разобрало. Тут и вы вернулись.

Если Клавдия и врала, проверить этого было никак невозможно. О том, чем бордель-мадам, по ее мнению, держит в кулаке Андрона Ипатьевича, выяснять надо у нее лично. Судя по признанию, версию мне предлагают про убийство в пылу ссоры. Мне она не подходит. Во-первых, от того, что неправда, а во-вторых, от ревности к Бобруйскому ниточки я не протяну. Эх, напарника бы мне для допроса, я бы быстро управилась. Но ничего, как-нибудь, косвенными припру, не впервой.

– Ты-то теперь куда? - спросила я девицу дружелюбно. - Мадам Мими в ваши «насладжения» больше не вернется.

– Да куда мне? Здесь останусь,тем же делом займусь, только по закону, без девчонок-малолеток под клиентами. Стану не Клавка-дура, а, положим, мадам Кла-кла.

– Лучше Ди-ди,или просто Ди, так благозвучнее. И буквы на вывеске поменяй.

Девица почтительно кивала. Я же, вспомнив, что в обязанности сыскарей вообще-то планирование бордельного развития не входит, сменила тему.

– Следствию помочь не желаешь?

– С преогромным удовольствием. Что ищем?

– Орудие убийства, о котором Хрущ говорил. То, чем мадам Мими могла корпулентную довольно Чикову разделать.

Клавдия перекрестилась:

– Ножей у барыни преизрядно, коллекция целая, слабость у нее к клинкам.

Я кликнула оставшегося в моем распоряжении городового,и мы пошли в будуар. Городового звали Остап, просто без отчеств, выправка его намекала об армейском прошлом.

Клава уверенно отодвинула картину:

– Здесь!

– И шифра ты, разумеется, не знаешь?

Девка пожала плечами.

Я поразмыслила. «Держать в памяти комбинацию из… – Взгляд на дверцу сейфа. – …семи цифр и одной буквы опиумщица не могла в виду полного отcутствия этой самой памяти. Стало быть, она ее где-нибудь записала». Надев на нос чародейские стекла, я осмотрела бумаги на столе и в ящике оного, футляр от шприца и обе трубки. «Не мудри, Геля. Что-то совсем простое должно быть».

Шифр был выцарапан внизу портрета, просто нацарапан, безо всякого чародейства. Повернув медную пластину восемь раз, я достигла нужной комбинации. Замок щелкнул, дверца приоткрылась. В нише сейфа лежали в открытых бархатных коробочках драгоценности: диадема, колье и пара широких браслетов. Клавка присвистнула:

– Очень барыня камни обожает. А ножи вот.

Коллекция хранилась в кожаном несессере. Девица достала тубус, дернула застежку и развернула длинное полотно с нашитым поверх кармашками для клинков. Один из кармашков пустовал.

Пока я возилась у стены, городовой успел обыскать комнату.

– Тряпочки только дамские, ваш бродь! – отрапортовал служака.– И всякой… ерундени для зелья поганого.

Опиумных трубок было две, одна деревянная из полированной вишни, другая нефритовая, с отбитой чашей. Опий Мишкина потребляла не только курением, но и пилюлями,и с помощью инъекций. Футлярчик с медицинским шприцем лежал в верхнем ящике шифоньера.

– Сумеете опись составить? - спросила я Остапа.

Он кивнул.

– Включите в опись все предметы,так иди иначе с опием связанные, упакуйте их и доставьте в приказ. Это, - я приподняла тубус, - отдельным документом оформим.

Городовой кивнул. Немногословный мужик, но, кажется, дело cвое знает. Однако, напраслину я на покойного Блохина возводила, с прицелом работников он себе подбирал.

На базарной площади гулял народ, хорошо гулял, по-берендийски. Там плясали, пели, веселились, в теплом фонарном свете кувыркались скоморохи, лоточники бойко торговали хмельным и горячим на разлив.

Чем занят сейчас Григорий Ильич? Отыскал нам недостающий нож? Если да, я готова даже подлость его той ночью забыть. То есть, не забыть, простить и более о ней не упоминать,избегая в будущем любых двусмысленностей в общении. Потому что, давай, Геля, начистоту, доля твоей вины в этом деле тоже прослеживается. Ты должна была на предложение пристава у кровати твоей дежурить ответить решительным отказом и дверь своей спальни на два оборота ключа запереть. Не сделала? Любой тебе скажет: сама дура виновата.

В приказе уже кипела жизнь, служащие вернулись с поисков, некоторые уже, по причине окончания присутственного времени, собирались по домам. Предложение господина Давилова сперва чайку испить, а после приступать к допросу, восприняла я с благодарностью. Обед был давненько,так что перекусить не помешало бы.

Накрыл он мне в кабинете Волкова,тубус передал Старунову, чтоб тот опись составил.

– Сделает, все сделает, каждую зазубринку в документ внесет. Метки, говорите, чародейские? Нет, не нужно Ивану очков, он чародей,и так усмотрит.

Парень горделиво кивнул и унес ножи с собой.

– Евсей Харитонович, - спросила я, – а силен ваш приказной чардей?

– Не чета Степану фомичу покойному, – Давилов перекрестился, - но могет кое-что.

– А вы?

– Я-то не чародей. Вы располагайтесь, Евангелина Ρомановна, у нас и расстегайчики вон имеются и прочие плюшки.

– И вы со мною посидите, – предложила я, смахнув со стола в ящик связку ключей. - Терпеть ненавижу одна чаевничать, как-то это не по-нашему получается, не по-берендийски.

Тон я выбрала правильный. Служака размяк, не чинясь, налил себе чаю, стал пить вприкуску.

– Вот вы, ваше высокоблагородие Евангелина Романовна, барышня разумная…

– Давайте без чинов, – перебила я. - Так короче,тем более, что никакого официального статуса я в Крыжовене пока не имею,только снисхождением Григория Ильича пользуюсь.

При упоминании Волкова регистратор скривился:

– Снисхождения… ну да, ну да…

Расстегаи были великолепны, как и прочие плюшки, чай крепок в меру и ароматен сверх.

Я жмурилась от удовольcтвия, сквозь прищуренные веки все же замечая, с каким отвращением смотрит Давилов на мое невестино кольцо. Контры у него с Волковым. Когда только поссориться успели?

Спрятав под стол правую руку, я вбросила:

– Так вы о разумности начинали.

– Уговорите наше начальство эксгумацию отменить.

– Почему? – удивилась я.

– Мне он не поверит, басурман этот с тросточкой. Он же себе решил, что мы из-за денег Степана Фомича извели.