Танковые асы Второй Мировой - Михаил Барятинский

Экипажи 2-й роты 502-го тяжелого танкового батальона осваивают только что полученные новые „тигры“. Лето 1943 года.

Подходящая для танка местность, где целая рота могла бы действовать, как боевое подразделение, попадалась редко в бездорожных районах севера. Из-за этого нам часто приходилось подменять собой пропавшее оборонительное вооружение.

„Дух бронетанковых войск есть дух кавалерии“, — говорил один из бывших командиров роты. Он, как и многие танковые офицеры, пришел в танковые войска из кавалерии. Это сравнение очень верное и показывает, насколько действия в танках требуют пространства для маневра, которого никогда не было на упомянутом участке. Только атакуя и контратакуя, мы были в состоянии полностью использовать нашу маневренность и дальнобойность нашей 88-мм пушки. В северном секторе, где русские всегда нас избегали, мы могли лишь изредка нанести им серьезный урон. Но без нашего присутствия участок на Нарве вообще невозможно было бы удержать. Мы приложили все усилия для того, чтобы преодолеть трудности, связанные с условиями местности, и в процессе этого приблизились к пределу человеческих возможностей. Даже если мы часто ругались по поводу прозябания в болотистой местности, мы были горды, что пехота верила в нас и была в общем и целом нами довольна».

Надо сказать, что в своих воспоминаниях Отто Кариус уделил немало места вопросу взаимодействия танков и пехоты.

«Я всегда замечал, что хорошего пехотинца, который уже побывал на фронте, невозможно заставить влезть на танк даже под угрозой применения силы. Он, конечно, ценит преимущество, которое дает нам броня, но также знает недостатки нашей „жестянки“. Мы представляем для противника гораздо более крупную цель, и нам приходится выдерживать огневой вал, который, кажется, сосредоточен на нас. Пехотинец, напротив, имеет место для маневра. Он умело использует каждое углубления в земле, зарывается в нее в поисках укрытия».

Отрицательное отношение Кариуса к такому понятию как «танковый десант» совершенно очевидно. Оно было характерно для Вермахта — пехоту в германской армии перевозили на танках только вне боя. Впрочем, в армиях других стран тоже. Столь радикальный способ уничтожения собственных солдат широко практиковался только в Красной Армии. Практиковался, конечно же, не от хорошей жизни — средств транспортировки пехоты на поле боя практически не было.

«Танковый командир всегда отвечал за успех атаки, и в его собственных интересах было убедиться в том, что пехота идет следом. Но этого нельзя сделать, если закрываешь люки и слепо устремляешься к цели. Пехотинцы никогда не двинутся за танками, если с ними потерян контакт. Сражение в первый день атаки, которое окончилось безуспешно, лишний раз это доказало. Теперь говорят о конструировании шлемов со встроенными приемниками. Даже если из танка осуществляется радиосвязь с каждым пехотинцем в современной войне, необходимость личного контакта никогда не останется в стороне. Это особенно справедливо, когда командиру танка неизвестно число солдат. Можно передавать очень долго, прежде чем пехотинец переключится на „прием“! Каждому хорошему командиру периодически приходится расставаться со своей машиной — он должен показать пехоте, что в этих „жестянках“ есть жизнь и что танкисты тоже готовы показать себя на открытой местности без нашей обычной защиты».

Вопрос взаимодействия родов войск в общевойсковом бою можно считать важнейшим. Огромные потери танковых войск Красной Армии в 1941–1943 годах в значительной степени были обусловлены крайне плохо налаженным взаимодействием между танками и пехотой, танками и артиллерией, наконец, танками и авиацией. Показательным в этом отношении является пример наступательной операции войск 61-й армии Западного фронта в июле 1942 года. 61-я армия должна была разгромить болховскую группировку противника и после ввода в сражение 3-го танкового корпуса к исходу 7 июля овладеть г. Волхов. Для нас эта операция интересна еще и тем, что она проходила недалеко от тех мест где летом 1942 года воевал Отто Кариус.

«Тигр» из состава 2-й роты 502-го тяжелого танкового батальона. Лето 1943 года

«5 июля в 5 ч 50 мин. после авиационной и артиллерийской подготовки части 149-й стрелковой дивизии во взаимодействии с 192-й танковой бригадой (14 МЗс, 31 МЗл, 2 Mk II „Матильда“ — Прим. автора) перешли в наступление.

К 6 ч 40 мин танковые подразделения овладели пунктами Кабала и Близново. Пехота, попав под сильный фланговый огонь противника, отстала и двигалась за танками очень медленно. Это вынудило танковые подразделения несколько раз возвращаться к пехоте, что привело к дополнительным потерям танков.

Командир 192-й танковой бригады полковник Петров с целью развития успеха ввел в бой свой резерв (легкие танки), но и на этот раз пехота была отсечена от танков огнем противника, и последние вынуждены были вступать в единоборство с подошедшими к этому времени танками и противотанковой артиллерией противника. В создавшейся обстановке, когда пехота отстала от танков, было целесообразно ввести в бой мотострелковый батальон, находившийся в резерве командира бригады. Однако этого не было сделано, и танки оказались в тяжелом положении. К тому же, авиация вместо помощи нашим наземным войскам, потеряв ориентировку, несмотря на опознавательные знаки на танках, нанесла удар по подразделениям 192-й бригады, занимавшим Близново. В результате чего было выведено из строя 6 танков.

В это же время 68-я танковая бригада (11 КВ, 6 Т-34, 15 Т-60 — Прим. автора), приданная соседней 342-й стрелковой дивизии, при выходе в атаку приняла танки 192-й танковой бригады, возвращавшиеся к своей пехоте из Близново, за противника и обстреливала их в течение 30 мин, вследствие чего было повреждено несколько танков.

К исходу дня 5 июля 192-я танковая бригада, понесшая большие потери (она потеряла от огня противника, на его минах, а также от бомбежки нашей авиацией и обстрела 68-й танковой бригадой, 40 танков из имевшихся на ее вооружении 47), была выведена из боя и отошла на исходные позиции».