Мимо денег - Анатолий Афанасьев

— У-у-у!

Увидев перед собой волосатую морду с двумя свинцовыми бляшками вместо глаз, услышав подземный рев, девушка окаменела. Корин втиснулся в каморку целиком и спокойно сказал:

— Быстро, курица! Все башли в мешок.

Она не сразу поняла, и Корин сунул ей в нос матерчатую сумку со стола. На то, чтобы очистить ячейки кассового аппарата и выгрести казну из металлического сейфа им двоим понадобилось три минуты. На глазок Корин прикинул: добыча не меньше десяти — пятнадцати тысяч зеленых.

Девушка взмолилась:

— Не убивайте, пожалуйста!

— Само собой, — обнадежил Корин и, взявшись поудобнее за уши, свернул ей шею, как цыпленку. Не успел ее толком разглядеть. Лишь чуткими ноздрями зафиксировал острый запах свежей плоти, облитой мгновенным смертным потом.

Через полчаса вернулся в «Хаджи Гурам». В холле за время его отсутствия ничего не изменилось, разве что в креслах стало побольше девиц да музыка из ресторана сменила тональность: теперь оттуда изливался надсадный голос кумира всех времен Аллы Пугачихи. Да еще на полу возле окошка администратора выросла большая гора чемоданов и баулов, среди которых растерянно топтались двое джигитов в черкесках и сановитая, тучная мадам, укутанная в разноцветную ткань на арабский манер.

К Корину, едва он вошел, подкатился колобком прощелыга в темных очках. Похоже, он сам успел принять свою дешевую дозу, бормотание сливалось в одну щемящую ноту, сквозь которую по-прежнему отчетливо пробивалась фраза:

— Любые услуги!

— Хорошо, хорошо. — Корин положил руку на костлявое плечико, заставив дебила согнуться. — Пришлешь в номер трех пацанчиков. Но чтоб без булды. Чистеньких, опрятных. Со справками. Как понял?

Купец восторженно заблеял, опустясь на колени под тяжестью могучей длани.

— Из беженцев, господин? Или предпочтительно местных?

— Есть разница?

— Несущественная… Беженцы, сами понимаете, тьфу, сорная трава. Никто не хватится. С московским товарцем возможен откат. Отсюда небольшая наценка.

— Я не про это. По качеству что лучше?

— О-о, чувствую знатока… Беженцы безответные, готовы абсолютно на все. Москвичи иногда артачатся, то да се, сами понимаете. Зависит от вкуса потребителя. Относительно содержания разницы нет. Фирма гарантирует.

— Давай беженцев, — решил Корин. — Сам не лезь. Пришибу.

В экстазе купец ухитрился поцеловать его руку, отчего на коже засветилось зеленоватое, трупное пятно.

Не прошло получаса, как в номер постучали. Корин впустил в комнату трех мальчиков лет двенадцати — тринадцати. Все трое в коротких полотняных курточках с крупными блестящими пуговицами и облегающих рейтузах наподобие цирковых. Прямо у двери Корин их пощупал: ничего, плотненькие, упругие, но мордочки испуганные и кожа в розовых прыщиках. Пока щупал, попискивали, как мышата.

Корин усадил их рядышком на кровати. Никакого желания не испытывал, но раз уж постановил на сегодняшний вечер разгрузку, надо разгружаться, оттягиваться по полной программе.

— Бояться не надо, — объяснил. — Игра. Это просто игра. Поиграем в хорошую игру. Любите играть, пацаны?

Три пары глаз порхнули разноцветными шариками. У одного мальчугана вид посмышленей и не такой затравленный.

— Тебя как зовут? — спросил у него Корин.

— Игорек.

— Отлично, Игорек. Хлопчиков твоих как зовут?

— Его Дима, а этого Славик.

— Ну-ка расскажи что-нибудь о себе и своих дружках. Веселее играть, когда познакомишься.

— Чего рассказывать-то?

— Откуда вы? Как стали давалками?

— Мы не давалки, — поправил Игорек с неожиданным напором. — Мы — рабы.

— Да? Чьи же рабы?

— Исмаил-бека.

— Кто такой Исмаил-бек?

— Большой начальник, — с гордостью ответил Игорек. — Добрый человек. Нам повезло. Кормежка хорошая, и бьют редко. Могут вообще целый день пальцем не тронуть, если не набедокуришь.

— А раньше где жили?

— Да по-разному. Дима со Славиком в Ханкале, а я из Риги. Взяли всех уже здесь, в Москве. На пустыре налет был.

— Родители так просто отдали?

Легкое облачко пробежало по веснушчатому личику.

— Их родителей в Чечне перебили, а моего папаню на пустыре кокнули. Он не хотел отдавать. Ему череп железякой проломили.

— Не ври, — вмешался, покраснев, Славик. — Моя маманя живая.

— Отбей! — резко цыкнул Игорек. — Живая, как же… Сам говорил, духи в ельник увели.

— Увели, — упорствовал Славик. — Но не убили. Они иногда не убивают сразу. Моя мамка красивая.

Ребятишки, видя, что ничего страшного пока не происходит, оживились, отмякли. С любопытством поглядывали на Корина. Это его не удивило. Он открыл нарядную коробку шоколадных конфет, которую прихватил из бара.

— Угощайтесь, пацаны.

Детишки переглянулись и по очереди каждый взял по конфете. Но есть не стали, зажали в кулачках.

— Может, еще чего хотите? Не стесняйтесь. Перед игрой надо подкрепиться. Хотите по глоточку?

— Выпить можно, — смутясь отозвался Игорек. — Еще лучше, дяденька, подымить бы. Или марафетику нюхнуть.

— Чего нет, того нет. Зато выпить найдется.

Корин откупорил бутылку виски, налил ребятишкам граммов по пятьдесят. Все трое сидели чинно, как маленькие старички: в одной руке стакан на уровне груди, во второй шоколадка. Лица умиротворенные.

— Ну, — сказал Корин, — будем. Как говорится, чтобы дома не журились.

— А вы сами, дяденька? Не пьете?

— Мне нельзя. Я спортсмен.

Мальчики лихо опрокинули стаканы и одновременно зачавкали шоколадом. Первый раз подал голос и Дима, сосредоточенный круглощекий крепыш.

— У меня тоже мамка живая. И брательник есть.

— Иди ты! — ехидно сморщился Игорек. — Где же они?

— Сам знаешь… — и вдруг дерзко выпалил: — В Америке, вот где!

— Ух ты! — Игорек изобразил восхищение и по-свойски подмигнул Корину: алкоголь подействовал мгновенно. — И что они там делают? Лаптями торгуют?

— Батя мастерскую открыл, он по иномаркам спец. А мамка помогает.

— У тебя есть доказательства?

— Отстань от него, — попросил Славик. — Он сейчас заревет. А мы на работе.

У крепыша Димы впрямь глаза покраснели.

— Тебе завидно, потому и злишься.

— Чему завидовать? Что у тебя мозги набекрень?

Корин решил, что с него довольно детской болтовни. Достал из жестяной коробочки лезвие «Балтика», проржавевшее по краям. Этим лезвием он пользовался в исключительных случаях, когда обстановка благоприятствовала неспешному отдыху.