Беги, хватай, целуй - Эми Сон

– Ты считаешь, этот мужик прав? Ты действительно ощущаешь недостаток моей любви?

– Ну, вероятно, ты мог бы любить меня на один процент сильнее, – говорила я, а он испускал глубокий вздох и быстро вешал трубку.

Вечером того дня, когда вышла «Женщина-призрак», мы ужинали в ливанском ресторане на Атлантик-авеню. Вдруг Адам сказал:

– Мне надо с тобой поговорить.

– О чем?

– Последнее время я чувствую, что ты слишком ко мне приблизилась. Чтобы быть в своей тарелке, мужчинам необходим элемент погони, а я последнее время был не в состоянии за тобой охотиться. Я хочу, чтобы ты набралась терпения и дождалась, пока я сам к тебе приду. Как в кинофильме «Поле грез»: «Если построишь, то они придут». Я приду. Просто мне надо почувствовать, что, приходя к тебе, я сам делаю выбор. Чтобы именно я тебя упрашивал, а не наоборот. Сегодня я не хочу у тебя ночевать.

– Почему?

– Потому что хочу проснуться в собственной постели и заняться работой над романом.

Странное у него было настроение. До сих пор Адам не имел ничего против того, чтобы ночевать у меня.

– Хорошо, – сказала я. – Тогда я заночую у тебя.

– Боюсь, это не выход. Хочется, чтобы моя квартира была моим пространством, моей берлогой.

– Берлогой? Начитался Джона Грея?[100]

– На днях пролистал его книгу в супермаркете – не такая уж и чепуха. Попадаются и весьма мудрые мысли. Мужчине нужно иметь место, которое он мог бы назвать своим.

– Ладно, – вздохнула я. – А как насчет завтра? Останешься ночевать у меня завтра?

И тогда Адам произнес три непереносимых для женщины слова:

– Там видно будет.

– Что с тобой случилось? – спросила я.

– Не знаю.

Но я-то знала. Хотя Адам и не признавался мне в открытую, я знала причину его клаустрофобии: моя колонка. Она постепенно начала его отпугивать. Если бы я не вдалбливала ему в голову, что начинаю бояться, едва ли бы он захотел смыться. Между тем, чтоб я чувствовала, и тем, чтоб он знал о моих чувствах, бреши не было. Еженедельно, называя вещи своими именами, я давала ему понять, что он царь и бог, а когда мужчина знает, что он царь и бог, то в конце концов исчезает. Я не могла позволить Адаму исчезнуть. Он был любовью всей моей жизни, но он не понимал при этом, что и я – любовь всей его жизни. Надо было найти способ привести чаши весов в равновесие.

Я придумала, как это сделать, после того как мы посмотрели одноактные пьесы Сэма Шепарда[101]в театре «Паблик». Сэм Шепард занимал второе место в списке моих любимых актеров после Ника Фенстера. Впервые моя страсть к нему вспыхнула, когда я в тринадцать лет посмотрела «Бэби-бум». Как только Диана Китон[102]пробудилась в ветеринарном кабинете Шепарда, едва лишь на экране появились его изогнутые брови и ласковые глаза, я поняла, что мне недолго осталось ждать первой менструации.

На втором курсе Брауна на занятиях по драматургии нам задали прочитать «Одуревшего от любви» и другие пьесы Шепарда. Сидя на кровати однажды вечером, я читала «Проклятие голодающего класса», когда вдруг поймала себя на том, что закрыла книгу и пялюсь на обложку с фотографией автора. Ладонью он подпирал подбородок, и казалось, думал: «До чего же ты испорченная девчонка!» Я действительно была испорченной девчонкой. Засунув одну руку себе в брюки, другой я держала книгу, воображая себе, что мы вдвоем с Шепардом занимаемся этим на его ветеринарном столе, вместе с разными сельскохозяйственными животными, а также с голой похотливой Дианой Китон, которая время от времени захаживает в комнату, чтобы примкнуть к нашей сельской оргии.

Поэтому, прочтя о том, что в «Паблик» идут три пьесы Шепарда, я купила нам билеты. Первые две пьесы были очень милыми, но не захватили нас. В антракте мы вышли в фойе, и я прислонилась к колонне, в рассеянности поглаживая Адама по голове. Вдруг он воскликнул, указывая перед собой:

– Вон там Шепард!

Я взглянула в ту сторону, куда указывал его палец. Смотри и примечай: это оказалось правдой. К двери направлялся Сэм Шепард собственной персоной.

– Интересно, он что, уходит? – сказал Адам.

– Вероятно, просто вышел покурить. Шепард ведь курит, – вздохнула я.

Я угадала. Нам было видно через стекло, как знаменитость прикуривает сигарету. Он стоял слева от вращающейся двери, прислонившись к стене «Паблик» – высокий и напряженный, – выпуская изо рта кольца дыма.

– Может, нам подойти к нему? – предложил Адам.

– Не знаю, – сказала я.

– Вряд ли я смогу с ним заговорить. Что я ему скажу?

– Не знаю, но я, пожалуй, подойду.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

По правде говоря, я этого не хотела. Адам мог быть любовью всей моей жизни, но в тот момент я намеревалась пофлиртовать с живой иконой. И мне не хотелось, чтобы меня сопровождал мой бойфренд.

– Решай сам, – сказала я, выходя через вращающуюся дверь. Вечер был холодным, а на мне была лишь тонкая футболка, поэтому мои соски сразу же затвердели. Я повернулась к Шепарду, чтобы тот увидел, какие они твердые, и сделала несколько шагов влево, исчезая из поля зрения Адама. Я хотела, чтобы Адам видел, как Шепард мне улыбается, но нельзя было, чтобы он увидел, что такое я делаю, отчего тот улыбается.

– Привет! – сказала я.

– Привет! – ответил Шепард.

– Ну и как вам?

– Вы о чем?

Он затянулся «Мальборо», засунув под мышку свободную руку. Почему-то я всегда знала, что Шепард из тех, кто курит эти сигареты. Пальцы его так крепко сжимали сигарету, что фильтр расплющился. Я заметила, что у него красивая голова с ухоженными волосами – мягкими, каштановыми. Впалые щеки и кривые передние зубы. У меня просто слюнки потекли.

– Что вы думаете о пьесах? – спросила я.

– А что думаете вы?

– Гм, вторая мне понравилась больше первой.

– Почему?

Господи, ну и тоска! Я не собиралась критиковать спектакль. Я мечтала рассказать кумиру о своей ветеринарной фантазии. Хотела спросить его: каково это – отправиться на гастроли с ревю «Раскаты грома»? Хотела сказать, что «Девушка из Браунсвилл» – одна из моих самых любимых песен. Я хотела рассказать Шепарду, что несколько лет тому назад смотрела по телевидению фильм, где главные роли исполняли он и одна французская шлюшка по имени Джули Делпи. Они там закрутили пылкий роман, не зная, что они – отец и дочь, а я мастурбировала во время любовных сцен, воображая себя, его давно потерянной, дочерью-любовницей. Все это я хотела ему рассказать.