Капитан Наполеон - Эдмон Лепеллетье

– Браво, гражданин Леонид! – сказал один из членов комитета. – Значит, вы хотите использовать отсутствие императора, чтобы распространить ложное известие о его смерти? Но какую же пользу для нашего дела вы собираетесь извлечь из того смятения, той анархии, которая явится следствием этой вести?

– Все предусмотрено, – спокойно ответил Леонид. – Сенат издаст декрет, которым вашему покорнейшему слуге будет вручено командование парижской армией. Генералу Массену будет поручено командование войсками, двинутыми против неприятеля. Другим декретом будет восстановлена национальная гвардия, главнокомандующим которой будет назначен генерал Лафайет.

– А что вы наметили для внутреннего управления страной?

– Заготовлено сенатское решение, назначающее состав временного правительства…

– Из кого будет состоять это временное правительство? – спросил Марсель. – Можете вы назвать нам имена?

– Не вижу причин скрывать от вас их. Это будут граждане Гара, Дестю де Траси, сенатор Ламбрех, генерал Моро и член бывшей Директории Карно. Председательствовать в этом комитете будет временный президент из военных.

– А кто этот президент? – нетерпеливо спросили многие из присутствующих, интересуясь именем истинного вожака, души этой организации.

– Этим президентом буду я.

– Отлично! – сказал маркиз де Лювеньи. – Ну а скажите, ваше правительство будет по характеру республиканским?

– А какой же другой образ правления возможен в нашей стране? – ответил Леонид, сурово глядя на маркиза.

Роялистский агент смолчал из боязни возбудить подозрения.

– За нас будут народ и армия, – продолжал Леонид. – Мы отменим рекрутский набор и объявим мир всей Европе. Никаких войн! Никаких военных повинностей! Французы смогут в мире вкушать плоды своей славы и благодетельного союза со всем человечеством! Вот что мы предложим народам. Освобожденный от тирана, народ снова восстановит республику, водрузит на прежнее место повергнутую статую Свободы!

Присутствующие ответили аплодисментами на эту программу, и руки близстоящих протянулись к Леониду с поздравлениями.

Но тут Марсель, который отчасти руководил прениями, вмешался и сказал:

– Граждане, вы выслушали это ясное, блестящее и практическое изложение плана, созданного нашим товарищем Леонидом с одобрения цензора Филопомена. Согласны ли вы принять этот план?

– Да, да! – закричало большинство.

– Теперь только остается назначить число и день приведения его в исполнение!

– Простите, но только я один должен знать это число и день, – вмешался Леонид, – необходимо, чтобы оно сохранялось в абсолютной тайне. В решительный момент я извещу вас. Согласны?

– Да, да! Смерть тирану! Долой императора! – раздались возгласы заговорщиков, захваченных энергией и властью их нового начальника.

– Друзья мои, я рассчитываю на вас так же, как вы можете рассчитывать на меня, – продолжал Леонид. – Теперь, прежде чем мы расстанемся, я должен поблагодарить вас за лестный прием, который вам было угодно оказать мне согласно рекомендации моего товарища, полковника Удэ. А затем мне предстоит еще кое-что. Я назвал вам имена всех членов временного правительства, за исключением одного… это – моего собственного. Я должен назвать вам и его тоже.

Воцарилось мертвое молчание; все с громадным любопытством ждали имени того смелого заговорщика, который собирался, распространив внезапно известие о смерти императора, овладеть властью и вынудить армию к повиновению.

– Филадельфийцы! – сказал Леонид с отважной простотой. – Я родился в Доле 28 января 1754 года; таким образом мне уже пятьдесят два года; солдатом я стал с шестнадцати лет. Я командовал франконским отрядом на празднике федерации. Я был губернатором Безансона. В Италии я стал бригадным генералом, где служил под началом моих друзей, Шампьонэ и Массены. Я всегда защищал отечество и любил свободу. Меня зовут…

В этот момент раздался бешеный стук в дверь сарая, и на заседание комитета ворвался гусарский квартирмейстер, очень тоненький, изящный и кокетливо одетый, который, задыхаясь, крикнул:

– Скорей! Скорей! Прочь отсюда, товарищи!

– Что случилось, Ренэ? – поспешно спросил Марсель, подбегая к квартирмейстеру, бывшему не кем иным, как Ренэ, Красавчиком Сержантом батальона Майен-э-Луар, верным и неразлучным спутником полкового лекаря.

– Случилось то, что вы попались! Если вы останетесь здесь еще хоть на секунду – вас арестуют! Агенты Дюбуа следуют за мной по пятам…

Марсель немедленно кинулся на середину помещения и, открыв люк, обратился к заговорщикам:

– Товарищи, скроемся этим ходом. Мы попадем в погреб друга, сообщника, а оттуда мы сможем пробраться в соседний дом, выходящий на другую улицу. В дорогу! Тирану недолго еще осталось травить нас своими сбирами. Да здравствует республика!

– Смерть тирану! Долой императора! – ответили филадельфийцы.

Марсель придерживал крышку и все собравшиеся по очереди спускались туда.

Ренэ хотел обождать, пока Марсель, в свою очередь, исчезнет в дыре, но гот сделал ему знак, приказывавший проходить дальше, и, указывая на Леонида, сказал:

– Проходите! Я после вас.

– Ни в коем случае, – отозвался тот. – Я являюсь здесь капитаном потерпевшего крушение судна. Я должен уйти последним.

Марсель жестом выразил покорность и поставил ногу на ступеньку лестницы. Но, начав спускаться, он поднял голову и спросил:

– Простите, вас перебили как раз в тот момент, когда вы собирались назвать ваше имя. Быть может, вы все-таки скажете мне его… хотя бы для занесения в протокол этого заседания?

– Совершенно правильно, – ответил Леонид и, спускаясь, в свою очередь, в темное отверстие хода сзади Марселя, он назвал себя: – Генерал Мале!

Затем он опустил за собой крышку.

Было самое время. В дверь сарая, служившего помещением для заседания комитета улицы Бург-л'Аббэ, раздался бешеный стук ружейных прикладов, и наконец агенты префекта Дюбуа осторожно вошли в опустевший зал, тогда как филадельфийцы, добравшись до соседнего дома, рассеялись во все стороны, откладывая таким образом на неопределенное время выполнение проекта, за которое генерал Мале взялся гораздо позже, в момент отступления из России, 10 (22) октября 1812 года.

Война началась. Наполеон с такой осторожностью и осмотрительностью готовился к первой встрече с врагом, как будто от этого зависело спасение Франции.

Наоборот, пруссаки с непростительной самонадеянностью положились на свою прежнюю военную репутацию, полную воспоминаний о Фридрихе Великом. Шовинистские публицисты вроде Генца раздували воинский задор граждан, а военные обманывали страну, уверяя, хоть и в других выражениях, но с той же кичливостью, как и французский маршал Лебеф спустя шестьдесят четыре года, будто у прусских войск не только нет ни в чем недостатка, но даже на гетрах гренадеров не найдется ни одной оторванной пуговицы. Пруссия, предводительствуемая старыми, выжившими из ума генералами, вроде герцога Брауншвейгского, Блюхера и Моллендорфа, стала, казалось, жертвой безумия и неосторожности.