Мои путешествия - Федор Конюхов

Подбирая шкоты, я нечаянно посмотрел за борт. Рядом с «Формозой» плыли стаи рыб и между ними — большие золотистые дорады. Я тут же забыл о парусах — во мне проснулся азарт охотника. Быстро достал из каюты подводное ружье, положил «Формозу» в дрейф — расположил паруса так, чтобы яхта не двигалась вперед, оставалась на месте. С трудом натянул ласты на опаленные солнцем тощие длинные ступни, надел очки на лицо, обвязался веревкой, чтобы не унесло далеко от «Формозы», и спрыгнул за борт.

Кто-то спросит, а как же акулы? Да, Тихий океан — излюбленное место акул. Тридцать видов из них нападают на человека. Если одна из таких убийц окажется рядом с вами, никогда нельзя предугадать, как она себя поведет. Но при виде дорад я забыл об опасности: я уже давно не ел свежей рыбы, а пища из кладовой моей каюты так надоела! Каждый день рис или спагетти, а рыба у меня только консервированная — в масле и в томатном соусе. При таком рационе не станешь обращать внимания на акул — сам становишься пострашней акулы.

Мое появление распугало дорад. Как ни всматривался я в темную глубину, их не видно. Остались только мелкие рыбешки типа плотвы. Решил подбить этих хотя бы штук пять — на жареху пойдут. И вот одна, вторая загарпуненная рыба. Я их складываю на палубу, подтягиваясь за фальшборт. Положил рыбешку — и снова под воду. После того как загарпунил пятую, вылез на палубу… и остолбенел. Вместо пяти рыбешек только одна, которую я еще не снял с гарпуна. А где же остальные?

А дело в том, что вокруг яхты, как стервятники, кружат чайки. Они-то и украли мою добычу. Ах, такие-сякие! Я со злостью запустил в них пятой рыбешкой и пошел на камбуз готовить спагетти.

Не люблю ходить вдоль берега

7 марта 1994 года. Тихий океан

Двигатель работает 13 часов. Ветер 7 узлов, но встречный, бьет точно в нос «Формозы». Вправо поворачивать нельзя, там земля. Ночь темная. Вечером поймал двух тунцов. Одного засолил, а второго сразу приготовил.

Ночь будет неспокойной, из-за близости берега. Я вообще не люблю ходить вдоль берега. Одни проблемы. Вот сегодня чуть не намотал сеть рыбацкую на винт. Рыбаки протянули свои сети на полбухты, и их совсем не волнует, как там будут проходить суда.

Ветер стих. Океан, как зеркало. На небе нет ни одной тучки, там только солнце. Под навесом, в тени, я читаю книгу Джона Газуэлла «На “Трекке” вокруг света». Меня интересует, как он прошел Панамский канал и шел до Гавайских островов[146]. От Панамы до Гавайев очень трудный переход для яхты. Газуэлл прошел 5400 миль за 62 суток.

Птицы одолели!

15 марта 1994 года. Тихий океан

Я возмущен, на топ мачты села птица, прямо на ветроуказатель. Боюсь, что она его сломает. Ничего не могу с ней поделать. И кричу, и свищу, а она все сидит.

Я как-то не могу понять погоду, ветер есть, а нет скорости. Ветер дует с севера, волна идет с запада. Да что такое?! Над «Формозой» кружат и кричат птицы. Видел в воде двух дорад, но на крючок они не клюнули.

Я спал часа два в своей каюте, там не так жарко. Проснулся от карканья, вышел на палубу, а там птиц штук 15–20. Пошел варить суп. А на палубе шум не стихает. Каждая птица ищет себе хорошее место на ночь.

Эта кругосветка меня вымотала

31 марта 1994 года. Тихий океан

Да, эта кругосветка меня вымотала. Вспоминаю «Караану», она проходила в день по 120–130 миль. А здесь 60 миль пройти — и то большая проблема. Проходят один за другим шквалы, ветер с дождем. Налетает сильный ветер и тут же через 5 минут стихает. Я устал и хочу хоть несколько минут отдохнуть. Легче там, где ветер постоянный. А здесь по десять раз на день ставишь и убираешь паруса.

Хороший день

17 апреля 1994 года. Тихий океан

Рисую гарпунщика — охотника на акул. День хороший. «Формоза» идет сама, без моей помощи. За целый день ничего не делал с парусами, а только пил чай и рисовал.

Уже прохладно по утрам спать в штурманской рубке. В каюте я не сплю, потому что она внизу, я боюсь не услышать работу парусов.

Ждать осталось недолго…

13 мая 1994 года. Тихий океан

Дни летят быстро, а мили за кормой «Формозы» очень медленно. Но ничего, только терпение, только выдержка. Какой же большой этот Тихий океан. Осталось потерпеть 3–4 месяца.

Солнце зашло за горизонт, чисто-чисто село в воду. Я вспомнил, что здесь, недалеко от Гавайских островов, в 1975 году я ловил рыбу. Я тогда удивлялся, что здесь такие красивые восходы и закаты.

В полуживом состоянии

16 июля 1994 года. Бухта Сайней

Я вынужден завести «Формозу» на один из Марианских островов, хотя это не входило в мои планы. Но уже несколько дней меня бросало то в жар, то в холод — с продолжительной рвотой и расстройством желудка. Кружилась голова, мучила жажда. Тропическая жара доконала меня: я не мог ни убирать, ни ставить паруса, в глазах плыли фиолетовые круги, силы оставляли меня.

По всей видимости, я подхватил лихорадку. В машинном отделении ремонтировал гидравлический насос и истекал потом от духоты. Но при шквалах с дождем приходилось выбегать на палубу, убирать паруса — вот меня и прохватило. А может, я отравился пресной водой, давно хранящейся в пластмассовых канистрах.

В полуживом состоянии я с трудом поставил яхту в бухте Сайней. На «Формозу» прибыли таможенники, представители карантинной службы, иммиграционные власти. Они сразу заметили мое состояние. И после быстрых формальностей с документами отправили на берег на своем катере. А там пересадили на полицейскую машину, доставившую меня в больницу.

Перед тем как покинуть яхту, я закрыл ее двери на номерной замок. Полицейский, сопровождавший меня, спросил, в какой госпиталь меня отвезти. «Если у тебя достаточно денег, то я отвезу тебя в больницу с хорошим сервисом», — сказал он.

Конечно, я изъявил желание попасть туда, где подешевле. Дал понять, что у меня не очень хорошо обстоит дело с наличными деньгами. А потому попал в палату для бедных и пролежал в ней двое суток. Мне вливали какую-то сыворотку, переливали кровь. Потом меня забрала домой медсестра госпиталя Лиань Чинь-ше.

Я так ослаб от болезни, что без дрожи в руке не мог держать ложку и есть жидкий суп, который готовила эта заботливая женщина. Ей было около тридцати, но я не решался спросить о ее возрасте. Она целыми часами сидела возле моей постели, прикладывала к моему холодному от пота лбу листья каких-то растений. От них исходил тонкий аромат, который снимал боль, раскалывавшую голову.