Несущие кони - Юкио Мисима

Он содрогался при мысли о том, что, придя без предупреждения, может не застать Макико дома. Идти во второй раз прощаться — он не мог даже думать об этом. Ночью, в прихожей — дальше он не пойдет — перед Исао в последний раз должно явиться ее прекрасное лицо. Днем, отступив от своих привычек, чувствуя, что одно это уже угрожает его спокойствию, Исао набрал номер, желая убедиться, дома Макико или нет. Случайно в этот день доставили устриц, и он решился пойти якобы для того, чтобы отнести подарок.

Бывший ученик отца, вернувшись домой, в Хиросиму, каждый год посылал им бочонок устриц, и вполне естественным было то, что мать послала его с устрицами к Кито, в семье которого были так внимательны к ее сыну, вот она — счастливая случайность.

В школьной форме, обутый в тэта, Исао вышел из дома, повесив на руку маленький бочонок. Время ужина уже давно прошло. Спешить было некуда.

Исао злил этот бочонок с устрицами: он понимал всю его несообразность в ситуации прощального визита человека, который отправляется на смерть. В раскачивающемся на ходу бочонке плескалась вода, и казалось, что это волны короткими языками лижут скалу. Чудилось, будто море затолкали в тесную темень и оно начинает протухать.

Этой привычной дорогой он идет, наверное, в последний раз, прощальный взгляд на тридцать шесть ступенек каменной лестницы, по которой столько раз поднимался. Ветра не было, и когда в пронизывающем ночном холоде он преодолел падающую водопадом лестницу, ему неожиданно захотелось оглянуться.

На южном склоне у дома Кито тянулись вверх три пальмы, в волокнах их стволов запутались зимние звезды, в домиках внизу света почти не было, но на торговой улице у остановки Хакусан фонари под крышами горели ярко, самого трамвая видно не было, однако его звуки разносились в вечернем воздухе, словно кто-то пытался выдвинуть ящик из старого стола.

Спокойный, привычный вид. Как все это далеко от льющейся крови и смерти! О той жизни, которая будет продолжаться и после его смерти, говорило все — закрытые ставни, рамы для сушки белья, тщательно расставленные горшки с крошечными деревцами. Эти люди не поймут его смерти, Исао был убежден, что волнения, которые поднимет он и его товарищи, не потревожат их сон.

Он вошел в ворота дома Кито. Нажал кнопку звонка у входа. Макико сразу открыла дверь, словно ожидала в прихожей.

Раньше он снял бы обувь и вошел в дом, но если он войдет, разговор затянется и чувства могут выйти наружу. Исао, вручая бочонок, сказал:

— Мать просила передать. Тут немного устриц из Хиросимы, вам в подарок.

— Спасибо, это такая редкость. Ну, заходи.

— Сегодня я только за этим.

— Почему?

— Занятий много.

— Ерунда. Ты не из тех, кто вечно занимается. Макико, удерживая его, вошла в комнату. Послышался голос генерала: «Скажи, чтобы вошел».

Исао прикрыл глаза: ему хотелось запечатлеть в сердце облик стоявшей перед ним Макико. Перенести, не повредив, в свою душу это чудное улыбающееся лицо с белой кожей, но чем больше ему этого хотелось, тем больше рассыпалось ее изображение, словно отражалось в осколках упавшего зеркала.

«Лучше бы уйти, бежать, — думал он. — Она сначала решит: „Какой невоспитанный!”, но потом поймет, что это было прощание». Тусклый свет лампы в прихожей пока укрывал чувства Исао. Белел камень, на котором снимали обувь, в осевшем холодом мраке, будто корабельный причал, вставал дальний конец прихожей. «Я корабль, идущий в море. А край прихожей — роскошная пристань, где людей не принимают или принимают, где с ними расстаются. И я, нагруженный чувствами до ватерлинии, плыву, глубоко оседаю в смертельном мраке зимнего моря.

Исао, повернувшись спиной, собрался выйти, и в этот момент опять появилась Макико и возвысила голос:

— Ты почему уходишь? Отец же сказал, чтобы ты зашел.

— Прощайте, — Исао задвинул за собой дверь: у него, как после тяжелой работы, учащенно билось сердце. Он был недоволен собой: собирался бежать, а сделал это как-то неестественно, все испортил. «Пойду обратно другой дорогой. Я могу, не спускаясь по лестнице, пойти к храму Хакусан, что с обратной стороны дома, и пройти через него».

Однако когда Исао собирался свернуть с безлюдной ночной дороги в сторону храма, он увидел за спиной белую шаль Макико, девушка, не догоняя, шла следом с той же скоростью, что и он. Исао не замедлил шагов. В душе он решил, что больше не увидит лица Макико.

Дорога вела вдоль парка Хакусан, который раскинулся позади храма. Чтобы выйти к храму, нужно было, согнувшись, пройти под галереей, связывавшей главный храм со служебными помещениями, галерея висела впереди над дорогой, слабый свет с галереи решеткой падал на землю.

Наконец Макико его окликнула. Исао был вынужден остановиться. Но ему казалось, что если он обернется, произойдет какое-то несчастье.

Вместо ответа он повернул и поднялся на небольшой холм против парка. На вершине стоял флагшток. Вниз уходил заросший деревьями обрыв.

Вскоре из-за спины прозвучал мягкий голос Макико:

— На что ты сердишься?

В темноте ее голос звучал тревожно. Исао не мог не обернуться.

Макико накинула шерстяную, отливавшую серебристо-белым шаль, шаль спускалась ей на лоб, но когда свет из далекого квартала коснулся лица, стало видно, что в глазах у Макико стоят слезы. У Исао прервалось дыхание.

— Я вовсе не сержусь.

— Ты пришел проститься. Ведь так? — точно определила Макико, словно поставила белую шашку.

Исао молча смотрел на развернувшийся перед ним пейзаж. Сухие ветви огромных вязов с буйно сплетенными корнями пустили трещинки по ночному небу, на ветках туманились звезды. На росших у обрыва деревьях хурмы кое-где еще сохранились черные листья. На той стороне долина опять поднималась вверх, и свет городских фонарей, будто туман, обволакивал края тянущихся к небу крыш. Если смотреть с холма, казалось, что фонарей много, но свет их был тусклым, они напоминали камешки, лежащие на дне реки.

— Ведь так? — повторила Макико. Сейчас ее голос скользнул по щеке Исао. Щека полыхнула, будто обожженная.

И тут он почувствовал руки Макико, обвившие его шею. Холодные пальцы, будто сталь, коснулись стриженого затылка. Так же холодно будет тогда, когда меч друга, помогающего тебе уйти из этого мира, коснется шеи и она дрогнет в предчувствии удара. Исао вздрогнул, но ничего не увидел.

Чтобы дотянуться руками до затылка Исао, Макико определенно должна была подойти совсем близко. Этого-то Исао как раз и не видел. Макико сделала это необычайно быстро или чересчур медленно. А он не заметил.

Он по-прежнему не видел ее лица. Видел только струящиеся у него по груди черные, чернее ночи, волосы. В них тонуло женское лицо. Аромат ее духов заволакивал глаза, чувства сосредоточились только на этом запахе. Гэта на ногах Исао скрипнули — им передалась дрожь в ногах. Почва под ногами колебалась, и, как тонущий, чтобы спастись, Исао обнял Макико обеими руками.