Моя последняя ложь - Райли Сейгер

– Вы правда думаете, что они вернутся?

– Конечно.

– Тогда я их дождусь.

Лотти терпеливо улыбнулась.

– Я оставлю поднос здесь на тот случай, если ты передумаешь.

Как только она ушла, я слезла с кровати и пошла на запах еды как дикая кошка. Я даже не посмотрела на салат, а сразу вцепилась в пиццу. Я проглотила два куска, но боль только усилилась. Это был не голод. У меня болело сердце.

Вина.

Я сказала Вивиан ужасную вещь, когда она уходила.

Я заперла дверь.

Я весь день убеждала себя, что просто ответила на вопрос той женщины. Но в глубине души я знала правду. Я назвала имя Тео, тем самым обвинив его в том, что он причинил вред Вивиан, Натали и Эллисон. И все потому, что он предпочел Вивиан мне.

Да разве это неожиданно? Я была тщедушным, плоскогрудым ничтожеством. Разумеется, Тео выбрал ее. Теперь, наверное, он ненавидит меня. Как и все остальные. Я не могла их винить. Я ненавидела себя куда сильнее.

Так что я очень удивилась, когда Френни чуть позже пришла в коттедж.

Она провела со мной предыдущую ночь. Она не хотела, чтобы я была одна, и пришла со спальным мешком, едой, закусками и парой настольных игр. Когда настало время спать, Френни развернула мешок рядом с моей койкой. Там она и осталась. Она пела мне песни «Битлз» нежным, мягким голосом, пока я не заснула.

Она вернулась. В руках у нее сумка с едой, игры и спальный мешок.

– Я только что говорила с твоими родителями, – объявляет она. – Они приедут с утра и заберут тебя домой. Так что давай-ка отдохнем в твою последнюю ночь здесь.

Я посмотрела на нее, оторвавшись от залитой слезами подушки, и ничего не поняла.

– Вы сегодня тоже будете здесь?

– Конечно, дорогая. Нельзя оставаться в одиночестве.

Она положила мешок на пол и начала его разворачивать.

– Вам не стоит спать на полу.

– А как иначе? Пусть кровати будут свободными. Твои друзья вернутся с минуты на минуту.

Я представила, как Вивиан, Натали и Эллисон открывают дверь и заваливаются внутрь, грязные, усталые, но живые. «Мы потерялись, – сказала бы Вивиан. – Потому что Эллисон не умеет пользоваться компасом». Эта мысль меня успокоила, и я посмотрела на дверь, ожидая, что все так и будет. Но она не открылась, и я снова принялась плакать.

– Ну-ка перестань, – сказала Френни, придвинувшись ко мне. – Не надо больше плакать, Эмма.

– Их нет уже так долго.

– Я знаю, но мы не можем терять надежду. Никогда.

Она гладила меня по спине, нежно и успокаивающе, пока я не утихомирилась. Я стала вспоминать, делала ли так моя мать, когда я болела или расстраивалась. Я решила, что нет, поэтому от прикосновения Френни мне стало еще лучше.

– Эмма, мне нужно кое-что знать, – сказала она почти шепотом. – Ты же не думаешь, что Тео навредил девочкам?

Я промолчала от страха. Я не могла тогда забрать свои слова обратно. Да, Тео попал в беду. Но я знала, что окажусь на его месте, если признаюсь во лжи.

И расскажу, что не пустила Вивиан, Натали и Эллисон внутрь.

И признаюсь, что мы поругались до их ухода.

Сколько лжи! Каждая из них висела на мне камнем, и я едва могла дышать. У меня было два варианта. Признаться и освободиться или взять на себя еще одну и надеяться, что привыкну к этой ноше.

– Эмма? – настойчиво позвала Френни. – Ты так думаешь?

Я промолчала.

– Все ясно.

Френни убрала руку, но я успела почувствовать легкую дрожь в ее пальцах. Они прошлись по моей спине – и исчезли. А вместе с ними и Френни. Она не сказала ни слова. Я провела всю ночь в одиночестве, лежа на нижней койке и думая о том, каким чудовищем стала.

С утра в дверь «Кизила» постучала Лотти. Она сказала, что за мной приехали родители и мы можем отправляться домой. Я так и не уснула, поэтому вещи уже давно были собраны. Содержимое ящика из карии было переложено в чемодан еще на рассвете.

Я вынесла его из коттеджа. Лагерь превратился в настоящий город-призрак. В коттеджах было тихо и темно. Пугающую тишину прерывал только звук мотора «Вольво» моих родителей, стоявшего у столовой. Мать вылезла из машины и открыла багажник, а потом смущенно улыбнулась Лотти. Будто меня забирали домой, потому что я описалась в спальнике.

– Френни передает извинения, она не может попрощаться, – сказала Лотти, делая вид, что это правда. – Она желает тебе хорошей поездки домой.

Вдалеке распахнулась парадная дверь Особняка. На улицу в сопровождении двух полицейских вышел Тео. Они твердо держали его за руки. Было понятно, что его выводят силой. Я тупо стояла у машины и смотрела, как они ведут его в здание ремесел и искусств. Вероятно, для очередного допроса. Тео увидел меня и посмотрел умоляюще, словно прося вмешаться.

Это была последняя возможность признаться.

Я села на заднее сиденье «Вольво» и сказала:

– Папа, пожалуйста. Поедем.

Отец подчинился. Дверь Особняка снова распахнулась, и на улицу выбежал заплаканный Чет. Он несся так быстро, что я не различала его ног. Чет бежал к зданию ремесел и искусств и звал Тео. Лотти поспешила к нему наперерез и уволокла его в Особняк, махнув рукой отцу, чтобы мы поскорее уезжали.

Я продолжила смотреть, развернувшись на сиденье, на Лотти, Чета и тихий лагерь, пока все это не растворилась за поворотом.

Когда Бекка уходит, я остаюсь лежать на койке с плюшевым мишкой Кристал в руках. Я пытаюсь придумать, что делать с Лотти. Естественно, нужно кому-то рассказать. Но у меня мало вариантов. Флинн не верит мне. Я не верю Френни. И даже Тео вряд ли на моей стороне, ведь Лотти была с ним на протяжении десятилетий.

Я смотрю в окно и обдумываю варианты. Вечернее небо сменяется чернотой. Поисковая команда вертолета включила прожектор и шарит им по воде. Они пролетают надо мной каждые пятнадцать минут, и яркий свет играет в кронах деревьев.

В дверь снова стучат. Секундой позже она отворяется. Минди принесла поднос из столовой.

– Я с ужином, – говорит она.

На подносе явно не еда для детей. Это ужин прямиком из Особняка. Филе-миньон с жареной картошкой, приправленной розмарином. Запах расплывается по коттеджу, напоминая о Дне благодарения.

– Я не голодна, – говорю я, хотя в обычной ситуации уже набросилась бы на мясо.

Особенно учитывая тот факт, что я вообще мало ела из-за стресса и дрянной еды. Однако смотреть на тарелку я не могу. Тревога скрутила мой живот так сильно, что боюсь, никогда не избавлюсь от этого ощущения.

– Еще я принесла вина. – Минди показывает мне бутылку пино-нуар.