Вавилонские книги. Книга. 2. Рука Сфинкса - Джосайя Бэнкрофт

И в эту тяжелую минуту Волета решила залезть на дерево. Это было милое дерево – такое, на котором приятно полежать, и листья на нем напоминали густую щетину у нее на голове.

Впрочем, нет, не совсем так. Это было старое, почтенное дерево. Листья его были тонкими, на ветках выделялись наросты. Она не должна на него залезать. Она может его повредить. Лучше пусть себе гниет спокойненько. Хотя Волете пришло в голову, что дерево всю жизнь наблюдало, как в камине горят его собратья. О, это наверняка была самая настоящая пытка!

Возможно, оно не просто растет тут само по себе; возможно, ему одиноко. Разве уважающее себя дерево не готово рискнуть потертой корой, одним-двумя потерянными листочками ради того, чтобы им с любовью насладился хороший древолаз? Ну конечно готово. И вообще, нет ничего лучше для дерева, чем когда на него кто-нибудь залезает.

Волета посмотрела на амазонку и улыбнулась, как будто проделала ловкий трюк, поймав цветок зубами.

Ирен нахмурилась.

Затем Сфинкс привлек внимание громкой фразой:

– Итак, что мы будем делать с вашей зависимостью от белого крома, капитан Томас Мадд Сенлин?

– Простите? – удивился Сенлин.

Адам думал о дневнике капитана Джорама Браге. Тот подспудно сопровождал размышления на любую тему. После пира на корабле он не переставал мечтать о реках серебра и золотых берегах где-то на вершине Башни.

Но потом Сфинкс объявил, что капитан Томас Сенлин подсел на крошку, и Адам целиком и полностью сосредоточился на происходящем в комнате.

Те зависимые, с которыми довелось пересечься в Новом Вавилоне, его не заботили. Они были неудачниками, которым уже не помочь. Финн Голл охотно нанимал крошкоманов, потому как они ради денег готовы были на что угодно. Вопросов не задавали. Не пытались постоять за себя. Крошка делала их мечтательными, рассеянными и странными. Капитан, с точки зрения Адама, был не таким.

Ну… не совсем.

Адам вздохнул с облегчением, когда Сенлин принялся защищать свое имя от «фальшивых обвинений безликого параноика», утверждающего, будто он все время находится под воздействием белого крома. Ничего подобного! Он трезв, и мысли его прямы, как Башня. Но Сфинкса протесты Сенлина не убедили. Он обратил внимание капитана на четырнадцатую страницу третьего раздела их контракта, где было предусмотрено, что «все договорные обязательства надлежит исполнять в состоянии абсолютной и неоспоримой трезвости». Капитан немедленно согласился подвергнуть ясность своих мыслей какому угодно испытанию.

– Замечательно, – провозгласил Сфинкс. – Принесите мне, пожалуйста, книгу из библиотеки.

– Нет проблем. Мне нравится просматривать чужие книги. Они многое говорят о человеке.

Эдит во второй раз застонала.

– Она бездонная, Том! – не сдержавшись, воскликнула она. – У этой библиотеки нет дна.

– Бездонная, говоришь? Ну, как бы там ни было, я согласился принести книгу – и, клянусь, я ее принесу. – Сенлин снова повернулся к Сфинксу. – Но мы так и не решили вопрос с контрактом мистера Уинтерса. Поскольку я делаю вам одолжение, возможно, вы могли бы ответить тем же и освободить Эдит от кабальной сделки, к которой вы ее принудили, пока она была на грани жизни и смерти.

Сфинкс выровнял стопку листов с контрактом, постучав ею о каминную полку.

– Нет, – сказал он.

Библиотекарем был кот, что оказалось сюрпризом. Рыже-белый зверек не был химерой из плоти и механики, как Байрон, но от усов до хвоста являл собой истинного представителя семейства кошачьих. Он не говорил и не носил одежду. Рисунок на его шкуре напоминал карту неизвестного государства. Он, как и многие его сородичи, был преисполнен чувства собственного достоинства, оставляя по боку сомнения и объяснения.

Впрочем, поначалу Сенлин спросил себя: уж не чучело ли это?

Библиотекарь лежал в ложбине открытого словаря, недвижный, как закладка. Прошло несколько мгновений, прежде чем кот повернул голову и поставил точку в вопросе о том, живой ли он.

Сенлин счел это нелепым. Нет, ну в самом деле – какую квалификацию в архивном искусстве может иметь кот? Возможно, это была шутка. Или – проверка его терпения или здравого смысла. Может, он должен что-то сказать?

Они спустились на лифте-коридоре глубоко в каньон «отельных» дверей, чтобы добраться до библиотеки, и по пути каждый погрузился в размышления. Сенлин на протяжении безмолвного путешествия наблюдал за Марией, которая стояла перед ним, как натурщица перед художником. Она подмигивала ему, а он – ей, пока Сфинкс не поинтересовался, не попала ли ему соринка в глаз.

Сенлин вынужден был признать, что попала, причем очень упрямая.

Когда они вошли в Бездонную библиотеку через непримечательную белую дверь, Сенлин был приятно удивлен, не увидев ямы, обрамленной книгами. Он в глубине души ожидал, что его отправят в путь по узкой тропе, спиралью уходящей вниз, в тревожные сумерки, но за дверью оказался лишь веселенький атриум с полками со всех сторон и коридорчиками, уводящими в другие, столь же хорошо освещенные книгохранилища. Это зрелище отнюдь не соответствовало ужасу, который вызывал эпитет «бездонная». Для Сенлина запах книг был таким же захватывающим, как женские духи. Между книжными шкафами стояли обитые кожей стулья, и еще были диванчики, лампы для чтения и журчащие фонтаны. Все это казалось абсолютной противоположностью бездны.

Сенлин запоздало понял, что Байрон с ним разговаривал все то время, пока он таращился по сторонам. Пришлось сосредоточиться, чтобы уделить внимание сварливому оленю.

– …был библиотекарем больше пятнадцати лет. Как по-вашему, сколько книг за это время ему не удалось разыскать? Ни одной. Все, что мне надо сделать, – это сообщить библиотекарю название нужного тома, а потом следовать за ним до места.

– Разве не лучше был бы библиотекарь, который способен нести книгу самостоятельно? – спросил Сенлин.

– Теперь ты ранил его чувства! – воскликнул Байрон, вскинув ко рту латунную руку в жесте притворного потрясения. – Может, за это он приведет тебя к какой-нибудь ловушке. Я не стану его винить.

– Ловушки? В библиотеке? Для чего?!

– Книги – это ловушки, – сообщил Сфинкс задумчивым, доверительным тоном.

– Наверное, – ответил Сенлин без особого воодушевления.

Едва договор был подписан, Сфинкс сделался отчужденным. Жаль, что не ушел совсем, предоставив Сенлину возможность общаться с Байроном, в котором не было ничего таинственного, потому что он совершенно не умел держать язык за зубами.

Байрон вручил ему холщовый ранец, битком набитый и, как обнаружил Сенлин, довольно тяжелый.