Сто Тысяч Королевств - Н. К. Джемисин

Симина поглядела на кинжал в моей руке и издевательски фыркнула. Но свой жезл так и не подняла, а развернулась и принялась неспешно прогуливаться в образованном зрителями круге. Вокруг скованного старика.

— Дикарка, сущая дикарка! Ты не сможешь напасть на меня с кинжалом, моя маленькая кузина. Он рассыплется в прах! Наши сигилы не позволяют нападать друг на друга! Мало того что дикарка, так еще и такая невежественная! Что же нам с тобой, такой глупенькой, делать?

Я не распрямилась и оставалась в боевой стойке. Кинжал тоже держала наготове. И медленно поворачивалась вслед за ней, пристально следя за каждым движением. А пока кружилась, разглядела в толпе знакомые лица. Слуги. Они веселились на вечеринке в День Огня. Пара придворных. Теврил, застывший, как статуя, — губы белее мела. «Йейнэ, осторожнее!» — говорил его взгляд. Вирейн стоял в круге, сложив руки на груди и глядя прямо перед собой. Со скучающей гримасой на лице.

Чжаккарн. Курруэ. А они-то что здесь делают? Они тоже смотрели на меня. Лицо Чжаккарн оставалось холодным и строгим — но в ней бурлил гнев. Раньше она не выказывала его столь явно. Курруэ тоже пребывала в бешенстве, она стояла, прижав руки к бокам, и свирепо раздувала ноздри. Будь ее воля, она бы меня освежевала. Это ясно читалось во взгляде. Но Симина уже спускала с кого-то шкуру, и я решила сосредоточиться на проблеме.

— Сядь! — гаркнула Симина, и старик повиновался, дергаясь, словно марионетка на ниточках.

На теле его стало меньше порезов, хотя прямо на моих глазах Симина проплыла мимо и от души полоснула жезлом — на животе потекла красным еще одна длинная рана. Человек закричал от боли, хрипло, безнадежно, а потом раскрыл зажмуренные в муке глаза. Я ахнула и затаила дыхание, потому что глаза у старика оказались зеленые и раскосые, и тут я поняла, поняла, что его лицо кого-то мне напоминает — а как бы оно не напоминало, ведь он был такой же, только телу добавили шестьдесят или сколько-то лет, и боги, боги мои, Отец Небесный, что же это, это же Сиэй.

— Ага! — торжествующе выкрикнула Симина — она догадалась, отчего я потерянно ахнула. — Ну что ж, меньше времени потратим на пустые разговоры. А ты был прав, Теврил, он нравится нашей маленькой дурочке. Это ты послал за ней? В следующий раз скажи дураку, чтоб быстрее бегал!

Я одарила Теврила свирепым взглядом — ведь он-то как раз никого за мной не послал. Он стоял бледный и осунувшийся, но в глазах читалось то же самое — будь осторожна! Я нахмурилась — ничего не понимаю! — но Симина жадно пожирала меня глазами, она, как стервятник, высматривала и оценивала, как меняется выражение моего лица, — хотела знать, что я чувствую.

Поэтому я приняла заученно бесстрастный вид. Мама хорошо вышколила меня. Я распрямилась, но кинжал в ножны убирать не стала. Просто опустила его. Симине, конечно, неоткуда этого знать, но для дарре это знак крайнего неуважения. Поступая так, говорили: я тебе не доверяю, ты не умеешь себя вести как достойная женщина.

— Ну вот, я пришла, — сказала я. — Говори, что тебе нужно.

Симина громко и зло фыркнула — и продолжила размеренно ходить по кругу.

— Говори, что тебе нужно! Каково! У нас военные действия, как я погляжу, сейчас начнутся? А, кузина?

Она торжествующе оглядела толпу. Люди молчали.

— И как позволяет себе разговаривать! Эта мелкая, худородная, жалкая козявка из захолустья — позволяет себе спрашивать, что мне нужно! А ты — дура, дура, дура! — сама-то как думаешь, что мне нужно?!

Она проорала это мне в лицо. Кулаки сжаты, странный жезл с острием угрожающе покачивался в напряженной руке. Волосы, поднятые в сложную красивую прическу, стали рассыпаться. Да, кузина рехнулась. Замечательно.

— Я думаю, тебе нужно унаследовать власть Декарты, — тихо ответила я. — Правда, мир жалко, если это произойдет, — ему в таком-то случае даже боги не помогут…

В мгновение ока Симина преобразилась — на месте орущей безумицы теперь стояла обворожительно улыбающаяся светская дама.

— Это так. И я намерена начать свое правление с решения даррской проблемы. Я сотру твою жалкую страну с карты, милая кузина. По правде говоря, я бы уже приступила к решению этой проблемы, но — вот незадача! — наступательный союз, который я с такими трудами создала, распадается у меня на глазах!

И она снова принялась прохаживаться, поглядывая на меня через плечо. Жезл медленно проворачивался в холеных пальчиках.

— Поначалу я подумала, что все дело в той женщине с Дальнего Севера — ты с ней еще встречалась в Собрании… Но я внимательнее рассмотрела дела, и оказалось, что она только сообщила тебе сведения, причем по большей части бесполезные. Поэтому ты приняла меры самостоятельно. Не удостоишь ли ты меня объяснением? Что ты сделала, дражайшая кузина? А?

Кровь застыла у меня в жилах. Что Симина сделала с Рас Ончи? Сиэй немного оправился после экзекуции, хотя выглядел по-прежнему слабым и оглушенным болью. Но его раны не исцелялись! Почему? Я ударила Нахадота кинжалом в сердце — и тот поднялся как ни в чем не бывало. И все же, и все же… Даже ему понадобилось время, чтобы исцелиться. О боги! Как я могла забыть! Меня снова пробрал холод. Возможно, если его оставить в покое, Сиэй тоже поправится. Если только… Итемпас заточил Энефадэ в человеческие тела, чтобы те прочувствовали все ужасы пребывания в смертной плоти. Вечные, могучие тела — но подверженные боли и страданию. А что, если ужасы пребывания в смертной плоти включают в себя собственно смерть?! По ладоням потек пот, порезы защипали. Нет-нет, только не это, этого я не вынесу…

И тут дворец содрогнулся. Я испугалась — что это? случится что-то ужасное? А потом вспомнила — ну конечно. Закат.

— О, демонская сила… — пробормотал Вирейн среди полнейшей тишины.

И через мгновение все в зале попадали на пол — всех сбил с ног порыв ледяного, режущего холодом ветра.

Я с трудом приподнялась. Кинжал куда-то подевался. В зале царил хаос, люди стонали, ругались, тревожно перекрикивались. Возле лифта образовалась свалка — зрители пытались все разом залезть в кабину. Я посмотрела в центр зала — и мне стало не до беглецов.

У меня не вышло разглядеть лицо Нахадота. Он склонился над Сиэем, опустив голову, а вокруг клубилась аура непроницаемой черноты. Я вспомнила свою первую ночь в Небе — тьма, тьма, на которую больно глядеть, ибо разум бунтует и теряется. Поэтому я торопливо уставилась на пол — там лежали разбитые цепи, на сколах серебрился иней. Самого Сиэя я не видела — только безжизненно свешивающуюся руку. А потом плащ Нахадота сомкнулся над ним, укутывая тьмой.

— Симина!

Голос Нахадота снова стал глубоким и гулким. Он обезумел? Опять? Нет. То было не безумие, а чистый, беспримесный, дикий гнев.

Но тут Симина — ее тоже сбило на пол страшным порывом ветра — пришла в себя и процокала на каблуках поближе.

— Нахадот, — улыбнулась она — спокойно так, надо же.

Жезл куда-то исчез, но она, как истинная Арамери, не страшилась божественного гнева.