Дети лампы. Книга 2. Джинн в вавилонском подземелье - Филип Керр

— Слушаюсь, сэр. Однорукого я тоже туда отвозила, — сказала лейтенант. — Он назвался Джалобином. Он-то и приезжал сюда с этим мальчиком дня два назад.

— Профессор Джалобин? Тоже один из них.

— Тогда понятно, почему он может показывать такие фокусы с голосом, — заметила лейтенант Санчез.

— Мадам, это сущие пустяки в сравнении с тем, на что еще он способен! — сказал Алан. — Но предоставьте его нам. Мы разберемся с профессором Джалобином.

В ресторане «Кебабилон» все восприняли как должное, что Джалобин не ест шашлыки, изготовленные госпожой Ламур, троюродной сестрой матери Дария. Мальчик объяснил госпоже Ламур, что по религиозным и диетическим причинам Джалобин должен питаться только пайками, которыми его снабдили на военной базе. Тетушка ахнула.

— Господи, да я бы лучше саранчу ела, чем пихать в себя этот мусор!

Дарий тихонько улыбнулся, вспомнив, как они с Джоном ели саранчу и ее личинки.

— Я бы с удовольствием саранчи поел, — отозвался он, думая, что пайки мистера Джалобина хороши только для тех, кто обожает жевать резину.

Этот паек, или так называемая «пища, готовая к употреблению», сокращенно ПГУ, представляет собой комплексный обед, упакованный в герметичный пластиковый пакет. ПГУ стерильна, как банки с детским питанием, и может храниться до трех лет. Когда Джалобин покидал армейскую военную базу в Самарре, где он с успехом дал чревовещательное представление, ему подарили целый блок из двенадцати ПГУ, за что он был безмерно благодарен — ведь его запасы детского питания пропали еще в начале пути. Он как раз разогревал себе такой паек на беспламенном нагревательном устройстве, когда в ресторан зашел кто-то смутно знакомый. Это была женщина из компании журналистов, которых они встретили по дороге из Аммана. Джалобин вспомнил ее не столько по лицу, сколько по черным кожаным брюкам и жакету.

— Привет, — сказала она, тепло улыбаясь. — Вы не против, если я к вам подсяду?

— Буду рад. — Джалобин указал на фиолетовый пластмассовый стул, стоявший против его собственного.

Женщина села и принюхалась.

— Хорошо пахнет, — заметила она. — Что это?

— Доблестные вояки называют это ПГУ, — сказал Джалобин. — В каждом пайке в среднем тысяча двести пятьдесят калорий, не говоря уже об одной трети из суточной дозы витаминов и минералов, рекомендованной главным военным врачом Соединенных Штатов Америки. Пища легко переваривается и абсолютно стерильна — совсем как речи политиков-краснобаев. Мой желудок, знаете ли, требует очень тонкого обращения, поэтому я не вправе обременять его всякой местной дрянью. Хотите попробовать? У меня тут разные ПГУ есть — на выбор.

— Нет, спасибо, — сказала журналистка.

— Да ладно вам, угощайтесь, — настаивал Джалобин. — Попробуйте, например, заменитель орехового пирожного. Восхитительный вкус.

— Хорошо, уговорили. Давайте попробую.

— Вот это по-нашему! Отважная женщина! Вам бы, пожалуй, и целая порция не помешала, уж очень вы худосочная, милочка.

Джалобин порылся в коробке с ПГУ, где помимо пайков он держал лампу с господином Ракшасом, и извлек заменитель орехового пирожного.

— Вот, милая, лопайте на здоровье, — сказал он.

Журналистка в кожаном костюме вскрыла упаковку и попробовала содержимое.

— Вы абсолютно правы, — сказала она. — Вкус восхитительный. — Она посмотрела на людей, сидевших на другом конце ресторана, под большим портретом улыбающегося Михаэля Шумахера. — А местные не против? Ведь тут все-таки шашлычная. Вам разрешают есть ПГУ и не брать шашлык?

— Они не возражают. — Джалобин покачал головой. — На самом деле здесь очень хороший народ. Очень гостеприимный. Очень добрый. А госпожа Ламур — настоящее сокровище. Готова расстараться для тебя, как для лучшего друга. И если бы не прихоти моего пищеварения, я, разумеется, питался бы как все. Без сомнений. Кстати, я ведь еще плачу им за постой. Я здесь дожидаюсь возвращения моего юного друга. Помните паренька, с которым я сюда ехал?

— Конечно! А куда он отправился?

— Осматривать какие-то развалины, — сказал Джалобин, не сочтя нужным говорить ей правду. — Он интересуется археологией. Его зовут Джон.

— Но это же опасно! Он ведь совсем еще ребенок!

— Этот парень вполне может о себе позаботиться, уверяю вас, мисс… Как, простите, вас величать?

— Монтана Негодий, фотограф.

— Джалобин. — Дворецкий пожал протянутую ему руку. — Гарри Джалобин.

— Возможно, вам встречались мои работы?

— Нет, к сожалению, — сказал Джалобин. — Я читаю исключительно «Дейли телеграф». Вы ведь там не печатаетесь?

— А мальчик уже нашел свою сестру? — неожиданно спросила мисс Негодий.

— Простите, не расслышал… — Джалобин нахмурился.

— Джон сказал, ищет сестру. Она вроде как заблудилась…

— Он так сказал? — Джалобин пожал плечами. — Да, надеюсь, что она тоже скоро появится.

— А вы им кто? Дядя?

— Я состою на службе у их дяди. Я — дворецкий этого джентльмена. В Лондоне.

— Ну и дела, я никогда еще не встречала настоящего дворецкого! — Мисс Негодий нервно засмеялась. — Я могу вас сфотографировать, сэр?

— Пожалуйста, душа моя, снимайте, если угодно. Хотя я ума не приложу, для чего вам фотография одинокого однорукого страдальца.

— Вы слишком скромны, мистер Джалобин, — сказала мисс Негодий. — На самом деле вы такой представительный мужчина. А ваш британский акцент просто чудо! — Она раскрыла кофр с камерами, выбрала аппарат и начала снимать.

— Зря вы это затеяли, — деланно упирался Джалобин. — Кому нужна моя физиономия? Не стоит тратить на меня пленку.

Но он улыбался и чувствовал себя весьма польщенным.

— Вовсе не зря! Да о каких тратах вы говорите? — сказала мисс Негодий. Причем сказала чистую правду, поскольку никакой пленки в ее аппарате не было.

Монтане Негодий не были нужны снимки Джалобина, и искусство фотографии ее вовсе не интересовало. Не преисполнись Джалобин такой радости оттого, что его назвали представительным мужчиной (кстати, любому мужчине стоит быть начеку, если женщина назвала его «представительным»), он бы, возможно, заметил, что мисс Негодий даже не подумала снять крышечку с объектива. Эта дама вовсе не была фотографом. Она был профессиональной джинн-сыщицей, нанятой Мими де Гуль, чтобы найти Филиппу Гонт.

Причем в ее задачу входило не только обнаружить Филиппу — что само по себе довольно сложная работа для мундусянки, ибо поиск джинн требует большой изобретательности и очевидной храбрости. Мими, будучи, как и подозревал Нимрод, самой мерзкой представительницей премерзкого клана Гуль, хоть и пыталась завоевать покровительство Айши, в душе всегда знала, что ее стремление стать Синей джинн потребует от нее куда более решительных действий. В итоге два из трех желаний, высказанных джинн-сыщицей, Мими обязалась выполнить только при одном условии: Монтана Негодий должна была убить ту, кого Мими считала главным препятствием на своем пути к Вавилонскому трону. Мими решила убить Филиппу Гонт, как только получила известие от Изаака Балай-ага о том, что Айша планирует Филиппу в преемницы. Кстати, дочь Мими, Лилит, безумно обрадовалась выбору Айши.