Архив "Шамбала" - Константин Гурьев

Азизов не выдержал, вспылил:

— Я перед тобой отчитываться должен?

— Не нужны мне твои отчеты, — возразил Корсаков. — Но тогда и ты не требуй от меня невозможного. Я не волшебник.

«Ну, теперь его уже не заломить тут», — понял Азизов и поднялся, посмотрев на хмыря:

— Процедуры твои закончились?

— Да, — с готовностью ответил тот. — Я пойду, пожалуй.

— Идти надо было тогда, когда тебя гнали, сморчок, — гордо проговорил Азизов. — А теперь с нами поедешь.

Он кивнул одному из двоих охранников, столбами застывших у дверей:

— Сходи с ним, пусть возьмет все, что может понадобиться. Мы их с Корсаковым с собой заберем.

Хмырь был напуган невероятно и стоял сгорбившись.

Когда охранник схватил его за рукав, хмырь спросил:

— Я-то вам зачем, ребята?

— Очень многое ты повидал, — пояснил Азизов.

— Что я видал, тебе, дурачок, за всю жизнь не увидать, — проговорил «хмырь» ленивым голосом Вовы Беккера.

— Не понял, — начал было Азизов, но застыл.

Тот охранник, который держал «хмыря» за рукав, стремительно повалился на пол, наверное, чтобы не мешать остальным. Второй так и остался столбом, потому что быстрее Вовы Беккера при необходимости могла двигаться только пантера. Ну, или, например, рысь. На несколько мгновений показалось, что охранника распяли на гладкой стенке, а потом он тоже улегся на пол.

Азизова Вова паковал всерьез.

— Ты, тля, если просто подумаешь еще хоть раз в сторону Игоря, один получишь больше, чем эти двое, вместе взятые.

Искусству держать паузу Вова мог бы научить любой академический театр. Он ее, эту паузу, не чувствовал, он ее просто сам создавал из всемирной тишины.

— Ты понял? — спросил он, когда Азизов только начинал осознавать, что, оказывается, произошло.

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Теперь вот что, — Беккер пошел к двери, но Азизов остановил его испуганным вскриком:

— Там мои люди.

— Ага, щщщяззззз! — возразил Беккер. — Какие это, на хрен, люди?

Из коридора он вернулся с ноутбуком.

Беккер, простая душа, покрылся семью потами, прежде чем понял, какие кнопки надо нажимать, чтобы запугать Азизова окончательно и навсегда.

— Сюда смотри, — предложил он Тимуру. — Ты номера своих счетов-то помнишь?

Азизов побледнел, но, как ни странно, ему стало легче. Он решил, что это просто Мельников решил его поприжать через каких-то бандитов.

— Конечно, помню. С этого бы и начинали, — упрекнул он и ошибся.

Об ошибке Беккер сообщил ему молча, подзатыльником. Потом повторил на словах:

— Много текста. Смотри.

Вовка снова вспотел, а Корсакову стало смешно — он едва сдерживался.

Но профессионализм и есть профессионализм, и Беккер за пять минут продемонстрировал, как уйдут деньги с любого счета «товарища» Азизова, если тот когда-нибудь по ошибке помянет Игоря Корсакова дурным словом.

Любимым литературным героем Беккера был старший лейтенант Таманцев из «Момента истины», поэтому, расставаясь с Азизовым, он его обнял и повторил почти слово в слово обещание Таманцева:

— Если обманешь, это будут последние минуты твоей жизни.

Потом не выдержал, добавил от себя:

— За Гарьку я тебе горло сломаю, веришь?

Подведя Азизова к двери, распахнул ее, и позвал:

— Эй, орлы, своих тут подберите!

За «орлов», остававшихся в коридоре, отвечал Шукис. (Он долго уговаривал «взять его в дело». Взяли лишь после того, как Элик отдал свой израильский паспорт Игорю, оставив себе только российский. Чем обезопасили себя от международного скандала.)

А Беккер у дверей прощался с Азизовым:

— Там внизу милиция, так ты не глупи, хорошо? Надо ответить за тех, кого твои засранцы избили, понимаешь? Это справедливо.

Он развернул Азизова лицом к себе:

— Ну, ты понял, что нас туг не было?

Азизов кивнул, а Беккер предупредил:

— Если начнешь гадить, в камере до утра не доживешь.

Азизов автоматически спросил:

— Вы думаете, я в камере окажусь?

На что Беккер ответил:

— Какая разница?

Спустя три дня, встретившись с Мельниковым на совещании у президента, Азизов долго и пытливо вглядывался в него, надеясь уловить хоть какой-то намек. Намека не увидел и отнес это, про себя, конечно, на счет истинно иезуитской выдержки Мельникова.

Но все же решил стать еще осторожнее.

По залу аэропорта вальяжно и неторопливо шел джентльмен лет сорока, судя по всему — иностранец. Несмотря на свой солидный вид, он приветливо отвечал толчками на толчки, тычками на тычки и матерками на матерки, которым так богата суета российских аэропортов.

Увидев буфет, он встал в очередь и набрал всего, что только возможно. Выложив все это на столик, он не спешил приступать к трапезе.

Через несколько минут к нему подошел и, не сказав ни слова, расположился за столом, как дома, обыкновенный российский мужик, каких тут сотни тысяч.

Иностранца это не покоробило. Скорее, напротив, он был рад: не скрываясь, вытащил из своего дорожного «коффера» бутылку водки и сообщил мужичку извиняющимся тоном:

— Нет уже нормальных пробок, только винтовые.

— Ты хоть бы спросил, какое горлышко, а то, знаешь, сейчас делают с какими-то пипетками, так водку едва дождешься, пока нальешь.

— Я просил нормальную.

— Да кто же сейчас знает, что такое «нормальная».

Открутив крышку, оба они радостно улыбнулись простому горлышку бутылки.

— Ну, Володя… Так, давай сначала за встречу, а потом…

— Да иди ты, Эмгас, ты пей, и все.

Эмик уже было поднес бутылку ко рту, но резко остановился:

— Сперва — неотложное.

Он набрал телефонный номер:

— Скажи спасибо дяде, паренек. Номер ее запиши. Я знаю, что будет на дежурстве. Тупой ты, Гарик. Какой женщине понравится, что ее не могут дождаться! Ей. Правильно. Сейчас и звони. Ну и что? Ты уже взрослый, сам соображай. И вообще, приезжайте ко мне в гости. Ну ладно, пока.

Воодушевленно опять взявшись за бутылку, Эмик сделал пару глотков, и был остановлен вездесущим Беккером:

— Не части! Куда спешишь?

— Твой рейс когда? — уточнил Эмик.