Русь и Польша. Тысячелетняя вендетта - Александр Широкорад

Советское правительство стремилось обеспечить мир любой ценой, включая репарации и территориальные уступки. Большевикам как воздух нужен был мир, чтобы стабилизировать экономику, разрушенную Первой мировой и Гражданской войнами, ну а затем приступить к индустриализации и электрификации страны.

Ленин с самого начала назвал Версальский договор разбойничьим, но ради мирной передышки советское правительство было вынуждено терпеть версальскую систему и даже препятствовать попыткам ее дестабилизации.

28 января 1934 г., выступая с отчетным докладом на XVII съезде ВКП(б), Сталин сказал: «Не нам, испытавшим позор Брестского мира, воспевать Версальский договор. Мы не согласны только с тем, чтобы из-за этого договора мир был ввергнут в пучину новой войны. То же самое надо сказать о мнимой переориентации СССР. У нас не было ориентации на Германию, так же, как у нас нет ориентации на Польшу и Францию. Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР (бурные аплодисменты). И если интересы СССР требуют сближения с теми или иными странами, незаинтересованными в нарушении мира, мы идем на это дело без колебаний…

На этой базе возникла наша кампания за заключение пакта о ненападении, пакта об определении нападающей стороны с соседними государствами. Вы знаете, что эта кампания имела успех. Как известно, пакт о ненападении заключен не только с большинством наших соседних государств на Западе и Юге, в том числе с Финляндией и Польшей, но и с такими странами, как Франция, Италия, а пакт об определении нападающей стороны — с теми же соседними государствами, включая сюда и Малую Антанту»[154].

И действительно, 25 июля 1932 г. был подписан советско-польский пакт о ненападении. Однако правящие круги Польши не только интенсивно готовились к войне с СССР, но и создавали на своей территории базы террористов из националистов Закавказья и Средней Азии. Так, в Варшаве открыто функционировала эмигрантская организация «Прометей». Связи с кавказскими террористами еще в середине 1920-х годов установил польский военный атташе в Анкаре Шетцель.

Офицеры польского генштаба придумывали самые фантастические планы для создания Великой Польши «от можа до можа». Один из таких планов предусматривал создание государства «Казакии». Бравые польские полковники оперативно нашли кандидатуру на престол «Казацкого царства». Им оказался Исаак Федорович Быкадоров, сын полковника Войска Донского, сам дослужившийся к 1917 г. до чина полковника. Корнилов произвел его в генерал-майоры. В эмиграции Быкадоров стал товарищем председателя Войскового круга Великого Войска Донского.

И вот Быкадорова и его приятеля Фролова[155]пригласили в Варшаву. Позже сам Быкадоров вспоминал: «Состоялась встреча, на которой с принимающей стороны участвовали: пан Голувко, чиновник министерства иностранных дел, Шетцель — начальник 2-го отдела польского генштаба и французский представитель в звании полковника…

Голувко произнес вступительное слово: „Политика великих держав предусматривает в последующем жесточайшую экономическую блокаду Советов, имея в виду как неизбежное этому последствие выступления в СССР против существующего строя, и на Вашей, генерал, обязанности лежит использовать их, а для этого необходимо знать ситуацию на местах, иметь постоянную связь с родиной. Заявляю Вам, что если эти восстания примут для коммунистов более или менее угрожающие размеры и повстанцы обратятся за помощью к цивилизованному миру, мы не замедлим это сделать, хотя бы наша помощь и угрожала тяжелой войной. Мы этого не боимся, польское государство знает, что в этом случае оно не останется одиноким“»[156].

Потом Голувко взял слово еще раз и высказался относительно казаков на территории их будущего государства. «Смысл сказанного им сводился к тому, что Украина, Дон, Кубань, горцы и Грузия — это заклятые враги не только красной, но и вообще какой бы то ни было Москвы, что перечисленные земли и их народы совершенно готовы к самостоятельной государственной жизни, что они составляют тот юг, который вечно порабощают северяне. Уже довольно подвыпивший Голувко усадил меня возле себя и обещал и деньги, и всяческие виды помощи казачеству.

Возвратившись в Прагу, мы разделили между собой роли по руководству организацией „Вольное казачество“: Быкадоров — военно-организационная часть, Фролов — политические отношения с иностранцами, Билый — редактирование журнала, печатного органа организации. Еще в Варшаве нам сообщили, что отпускать нам будут пока по 25 тысяч чешских крон в месяц, но в ближайшее время эта сумма будет увеличена…

Пан Пилсудский, как оказалось, спит и видит под своим державным скипетром все земли по правому берегу Днепра с портом Одессой и протекторатом в конце концов под Украиной, а также всеми казачьими областями от Кавказского хребта до Урала. Само собой понятно, что для осуществления этого нужны кадры, но, естественно, не типа миллеровской знати, а живая сила, каковой являются только донцы. Пилсудский не может этого не знать, и вот он создает „Вольное казачество“, мало того, он идет дальше, требуя уже вполне определенной работы по организации Донского корпуса и обучению его всем последним новинкам: газ, авиация, бактерии, танки, бронемашины, артиллерия, пулеметные части.

Он старается меня облагодетельствовать, приглашает на службу в польский генштаб, обещает поддержку на „донской престол“, полную самостоятельность в моих действиях. Только подпиши я соответствующий договор, в силу которого признается право Польши на вышеуказанные земли и на протекторат. Этим же соглашением я обязуюсь принять все меры к переводу донцов в Галицию, где им временно передадут земли, на которых они будут жить и их обрабатывать, и заняться срочно формированием Донского корпуса. О том со мною говорилось уже неоднократно, и думаю, что и впредь еще придется вести такого рода разговоры.

Последний раз я имел беседу с Пилсудским в Варшаве во время съезда „Вольного казачества“. Он пожелал увидеться со мной и уговаривал в течение нескольких дней согласиться с его предложением. Им был разработан текст договора, по которому за Доном признается полная самостоятельность в границах, которыми располагает Донская область, с присоединением на востоке всего Поволжья и Урала, а на юге нынешних советских Теркского, Армавирского, Ставропольского, Майкопского, Черноморского, от Туапсе до Гагр, округов, и Калмыкии. За этой территорией признается право на самостоятельность как казацкого государства со мною во главе. Взамен этого я даю письменное обязательство перевести всех донцов в Польшу, поселить в Галиции и начать как комплектование Донского корпуса, так и работу внутри СССР»[157].