Я подарю тебе "общак" - Евгений Сухов

Закончив с гримом, Лапа вышел к дороге и остановил проезжавший мимо автобус. Среди четырнадцати мест в салоне больше половины были свободными из-за цены проезда. В один конец до городского вокзала пришлось заплатить тридцать копеек, но Лапа не тужил, так как деньги ему доставались легко – не то что обычным советским гражданам.

На чердаке было жарко, как в духовом шкафу, пахло пылью и старым деревом. Разбирая различный хлам, Захар Петрович скоро весь взмок и перепачкался. Он и не знал, что бабушка устроила на чердаке склад старья. Перерыв один сундук, стоявший ближе к выходу, он почувствовал себя знатоком женской моды тридцатых годов: старинные платья, панталоны, корсеты, шляпки, старые чулки. Все это, верно, хранилось для музея. Еще лет через сто такая экспозиция, несомненно, пользовалась бы огромной популярностью.

В освещенный проем люка заглянула мать:

– Ну, что, нашел?

– Без бабули тут не разберешься, – процедил Антонов и отбросил в сторону кружевные подвязки, – ты лучше сюда не залазь, грязно очень.

Каждое его движение поднимало с поверхности вещей облачка пыли, а некоторые вещи и сами рассыпались от старости. Чихнув, следователь перешел к следующему сундуку. Сбросил с его крышки старый абажур, отставил в сторону перевязанные бечевкой книги, откинул крышку и тяжело вздохнул. Весь сундук был заполнен старыми детскими вещами и поломанными игрушками. Слои старья лежали строго в хронологическом порядке. В конце концов, он докопался до своих пеленок, которые бабушка отстирала, отбелила и аккуратно сложила в сундук. Затем пошли еще более ветхие вещи, вероятно, хранящиеся с дореволюционных времен. Сундук не раз посещали мыши, и все вещи на дне были погрызены и источали затхлый запах плесени. Подняв расползающееся детское платьице, принадлежавшее девочке лет семи-восьми, Антонов увидел под ним белое потрескавшееся лицо с распахнутыми стеклянными глазами.

– Нашел! – крикнул он матери и бережно достал куклу из сундука. Вся одежда на ней распадалась, но само тело игрушки было сделано из керамики, а глаза – из стекла. Волосы тоже сохранились. Следователь аккуратно потрогал их и понял, что они натуральные. Даже спустя столько лет кукла выглядела достойно.

Спустившись с чердака, Антонов с куклой в руках прошел на кухню. Мать расстелила на столе газету. Он сел, внимательно осмотрел игрушку, а затем повернул и снял голову. Внутри тела записки не было. Он посмотрел на свет, отложил его в сторону и взял голову. Внутри лежал сложенный лист пергаментной бумаги, убористо исписанной чернилами.

Антонов уже узнавал почерк прадеда. Развернув письмо, он стал читать вслух:

«Дорогая Лиза, не знаю, свидимся ли мы еще, хотя я очень надеюсь на это. В любом случае, если ты читаешь это письмо, значит, очень скоро станешь богатой. Используй деньги осторожно. Не привлекай внимания. Если красные прознают о сокровищах, они ни перед чем не остановятся. Я успел в этом убедиться. Желаю тебе счастья и всего самого хорошего. Я не писатель, да и обстановка вокруг не располагает, поэтому не могу высказать словами всего, что у меня накопилось на душе. Скажу лишь, что люблю тебя. Прости, что все так вышло. Теперь о деньгах. Помнишь кладбище, где мы с тобой прятались? Приходи туда, найди меня, и я лично вручу тебе все сокровища. И ничего не бойся. Прощай. Живи долго и счастливо, а я, если получится, и с того света постараюсь тебе помогать».

Алла Львовна всхлипнула и утерла слезы рукой.

– Вот так. Не знаю, можно ли давать это письмо бабушке в ее состоянии? – тяжело вздохнул Антонов.

– Она уже лучше себя чувствует, – ответила Алла Львовна, шмыгая носом, – врачи сказали, что в первый раз видят практически здорового человека, дожившего до такого возраста. Завтра ее выпишут. Я думаю, она очень обрадуется весточке от отца. Письмо-то ладно, отдадим, но я сама ничего не поняла из его слов. Где эти самые сокровища находятся?

– Где… на старом кладбище, – сердито ткнул пальцем в написанное следователь.

– Но там сказано, что он лично отдаст сокровища. Это как понимать, – задумчиво проговорила она, – он же давно умер. Как он может лично передать?

– А может, он, как и бабушка, долгожитель и прятался все это время где-то, – мрачно пошутил Антонов, – ведь доживают на Кавказе до ста пятидесяти лет.

– Ай, брось ты, – отмахнулась мать, – я же серьезно спрашиваю.

– Да все просто, дед передал на хранение сокровища доверенному лицу. Потом, когда он умер, его похоронили на этом старом кладбище, а доверенное лицо положил сокровища в гроб вместе с телом деда. Вот почему он и пишет, что лично передаст сокровища, и просит ничего не бояться.

– Стой, погоди, когда я была маленькая, мы с бабушкой несколько раз ходили на старое заброшенное кладбище у порта. Она там всегда останавливалась у одного склепа, плакала и клала на плиту цветы, которые мы до этого собирали на поле. Может, там могила дедушки?

– По-моему, без Лизаветы Сергеевны нам не разобраться, – покачал головой Антонов. – Завтра съездим, заберем ее и отдадим письмо. Она должна знать, что дед имел в виду.

– Давай сегодня съездим, – предложила Алла Львовна. В этот момент мать напомнила ему ребенка, просящего родителей открыть новогодние подарки накануне праздника.

– Мам, я сомневаюсь, что это хорошая мысль, – возразил Антонов, сворачивая письмо, – лучше подождать…

Его прервал телефонный звонок. Звонил Лукашин.

– Что у тебя там, Артем? – спросил Антонов, сделал знак матери, что ему надо поговорить, и вышел на улицу.

– Мы нашли Эдуарда Валерьевича Кано, – сообщил Лукашин без энтузиазма в голосе.

– Ну, и что он говорит?

– Он ничего не говорит, – ответил Лукашин, – он мертв.

– Как мертв? – изобразил удивление Антонов. Он сразу подумал о Семеновой – она все-таки нашла в себе силы покарать убийцу дочери. Пусть так, если в каких-то случаях законные методы не срабатывают.

– История достаточно жуткая, – принялся объяснять Лукашин, – его привязали к дереву на свалке, долго пытали, а потом облили бензином и сожгли. Эксперт насчитал двадцать восемь ножевых ранений. Свидетели видели рядом с местом убийства какую-то странную женщину. И еще один момент. Все раны неглубокие. Либо его таким образом пытали, либо удары наносил физически слабый человек. Возможно, это женщина…

– Скажи, Артем, а оно тебе надо? – перебил его Антонов.

– Не понял, что вы имеете в виду? – пробормотал растерявшийся Лукашин.

– Я имею в виду смерть этого подонка. Тебе что, действительно интересно, как там было на самом деле? Так вот, я тебе отвечу. Его убили те французы, которые потом напали на дом. А пытали они его из-за статуэтки, в которой, по их мнению, находилось что-то ценное. Затем французы и наши бандиты перестреляли друг друга. Все! Дело закрыто!

– Но как же, – запротестовал Лукашин, – есть нестыковки…