Противостояние. Армагеддон - Стивен Кинг

Сопротивление воздуха постепенно вернулось, и Мусор рискнулбросить взгляд через плечо. Возвышение, на котором стояли резервуары, было всеобъято огнем. Похоже, горела даже дорога, а деревья пылали, как факелы.

Он пробежал еще четверть мили и, задыхаясь, перешел на шаг.Пройдя еще милю, он остановился отдохнуть, и ноздри его втянули радостный запахогня. Без пожарных машин и самих пожарных он будет распространяться по ветру.Возможно, он будет пылать несколько месяцев. Сгорит Поутенвилль, и огонь пойдетдальше на юг, уничтожая дома, деревни, фермы, поля, пастбища, леса. Может бытьдаже, огонь доберется и до Терр От и спалит тамошнюю больницу. А может быть, идальше!

Он посмотрел на север в направлении Гэри. Теперь он могвидеть город и возвышающиеся над ним огромные трубы, спокойные и безмятежные,словно штрихи мела на светло-голубой доске. А за всем этим был Чикаго. Сколькотам нефтяных резервуаров? Заправочных станций? Остановившихся поездов сцистернами сжиженного газа и горючими удобрениями? Сколько еще городов за Гэрии Чикаго?

Перед ним простиралась вся страна, созревшая для огня.

Ухмыляясь, Мусорный Бак встал на ноги и отправился в путь.Кожа его уже покраснела, как у омара. Он не чувствовал боли, хотя из-за этого ине спал всю ночь, никак не в силах успокоиться. Впереди его ждали еще болееобширные и величественные пожары. Взгляд его глаз был нежным, радостным иабсолютно сумасшедшим. Это были глаза человека, нашедшего наконец-то смыслсвоей жизни, с которым он уже не расстанется никогда.

— Я хочу выбраться из города, — сказала Рита, необорачиваясь. Она стояла на балконе небольшой квартирки, и утренний ветероктеребил ее прозрачную ночную рубашку.

— Хорошо, — сказал Ларри. Он сидел на столе и ел сэндвич сяичницей.

Она повернулась к нему, и лицо ее было осунувшимся. Если впарке в день их встречи она тянула на элегантные сорок, то теперь онавыглядела, как женщина, балансирующая на опасной грани, которая отделяет началошестого десятка от полной старости. Между пальцами она держала сигарету, икончик ее дрожал. Она вдохнула дым, не затягиваясь.

— Я серьезно говорю.

— Я знаю, — сказал он. — И могу тебя понять. Намдействительно надо уйти.

Мускулы ее лица облегченно расслабились, и с почти (но всеже не совсем) бессознательным отвращением Ларри подумал, что так она выглядитдаже старше.

— Когда?

— Почему бы не сегодня? — спросил он.

— Ты хороший мальчик, — сказала она. — Хочешь еще немногокофе?

— Я и сам могу налить.

— Глупости. Сиди, где сидишь. Я всегда наливала мужу вторуючашку кофе, он настаивал на этом. Впрочем, от него за завтраком я видела толькопробор. Остальное было скрыто за «Уолл Стрит Джорнел» или какой-нибудьчертовски солидной книжкой. Не просто что-нибудь значительное или глубокое, нообязательно чреватое значением. Белль, Камю… Мильтон, Боже ты мой. Ты —неплохая замена. — Она обернулась с игривым выражением лица. — Тебе должно бытьстыдно, если ты будешь прятать свое лицо за газетой.

Он вяло улыбнулся. Ее шутки сегодня утром, как впрочем, ивесь вчерашний день, казались слегка натянутыми. Он вспомнил их встречу в паркеи как ее речь показалась ему небрежной россыпью бриллиантов на бильярдномсукне. Со вчерашнего дня бриллианты стали больше похожи на фальшивки.

— Ну вот. — Она подошла, держа чашку во все еще дрожавшейруке, и когда она стала ставить ее на стол, кофе выплеснулся ему на руку. Онотдернул руку, зашипев от боли, как кошка.

— Ой, извини… — На ее лице отразился не только испуг, но инечто, очень похожее на ужас.

— Все в порядке…

— Нет, я просто… не надо… сиди на месте… безрукая идиотка…

Она разразилась такими оглушительными рыданиями, словно ейтолько что довелось присутствовать при смерти лучшего друга.

Он встал и обнял ее, не очень-то обрадовавшись ееконвульсивным ответным объятиям. Это были даже не объятия, а скорее захват.«Космический захват», новый альбом Ларри Андервуда, — подумал он тоскливо. О,черт. Никакой ты не симпатичный парень. Приехали, опять начинается.

— Прости меня. Не знаю, что это со мной стряслось. Никогдатакого не было. Прости меня…

— Все в порядке, это ерунда. — Он продолжал автоматическиутешать ее, гладя ее по седеющим волосам, которые станут выглядеть гораздолучше (да и вся она, собственно говоря, станет выглядеть гораздо лучше) послетого, как она проведет долгое время в ванной.

Разумеется, он понимал, что с ней стряслось. То, чтопроизошло, имело одновременно и личный, и безличный характер. Это повлияло и нанего, но не так резко и глубоко. В ней же словно разбился какой-то внутреннийкристалл.

Безличным фактором был, очевидно, запах. Сквозь балконнуюдверь его приносил прохладный утренний ветерок, который вскоре превратится внеподвижную, влажную жару, если, конечно, этот день будет таким же, как ипредыдущие три или четыре. Что-то вроде гнилых апельсинов, или тухлой рыбы, илизапаха, который иногда бывает в подземке, когда в поезде открыты окна. Это былзапах разлагающихся трупов.

В Манхэттене по-прежнему было электричество, но вряд ли этобудет продолжаться долго. Почти во всех других районах свет уже погас. Прошлойночью, когда Рита уснула, он стоял на балконе и мог видеть, что в большей частиБруклина и Куинз царит полная темнота. Черный карман шел от Сто Десятой досамого Манхэттена. Если посмотреть в другом направлении, то можно было заметитьроссыпь ярких огней над Юнион Сити и, возможно, Байонной, но в остальномНью-Йорк был погружен в черноту.

Чернота же эта означала не только отсутствие света. Онаозначала также и отключение воздушных кондиционеров, этого современногоудобства, благодаря которому можно было спокойно существовать в городе снаступлением середины июня. Это означало, что люди, спокойно умершие в своихквартирах, теперь тухли в раскаленных печах. Когда он об этом думал, то его умпостоянно возвращался к той картине, которую он застал в зале ожидания. Онвспоминал об этом, и черное, сладкое видение вставало перед ним и манило его.

Что касается личного фактора, то, по-видимому, она былавстревожена тем, что они обнаружили вчера по пути в парк. Когда они выходили,она смеялась, болтала и веселилась. После возвращения она начала стареть.

Человек, предвещавший появление чудовищ, лежал на тропинкепарка в огромной луже собственной крови. Рядом с его застывшей вытянутой левойрукой лежали разбитые очки. Одно из чудовищ, очевидно, все же появилось. Егонесколько раз ударили ножом. Ларри показалось, что он стал похож на огромнуюподушечку для иголок.