Быстрая смерть. Тайна Камня друидов - Глэдис Митчелл

– По прозвищу Непотребная, – немилосердно подсказала Фелисити.

Миссис Брэдли мрачно усмехнулась:

– Любопытно!

– А по-моему, ни капельки, – сквозь зубы процедила Фелисити. – Она просто кошка!

– А вот здесь вы не правы, – серьезно ответила миссис Брэдли. – Но об этом позднее. Я хотела напомнить вам, что фактически Лулу – жена мистера Сейвила.

– Почему бы ей не признать это и не покончить со всеми слухами? – запальчиво воскликнула Фелисити.

– По той простой причине, что Сейвилу, человеку среднего достатка, не испытывающему необходимости в поте лица зарабатывать на хлеб, нравится мнить себя художником. Опровергать условности, насколько я помню, было принято в том районе Лондона, где он вырос, поэтому узы супружества он счел неуместными кандалами. Для подобного апостола свободной мысли, свободной любви и, подозреваю, даровой еды и выпивки за счет других, гораздо более нуждающихся людей, чем он, омерзительна сама мысль о таком низменном обычае, как брак. Но этим его натура не ограничивается. Странно, но он совершенно поразительный педант. Поэтому, сознавая, что средний человек по-прежнему взирает на заключение брака как на разумный шаг, предваряющий сожительство с особой противоположного пола, он выполнил формальности с Лулу Герст в соответствии с требованиями английских законов, каковые безоговорочно признают их мужем и женой. Но, пойдя на компромисс с законами страны, он тут же пожелал заключить компромисс со своим ближайшим кругом. Они с женой договорились, что Лулу сохранит свою девичью фамилию Герст, свято храня страшную тайну брака. Сейвилу потребовалось, чтобы Челси, Блумсбери или Чизуик не отворачивались от него с презрением. Так, по его разумению, происходит спасение души – и лица, конечно, что для большинства из нас во сто крат важнее!

Вся эта картина доставила самой миссис Брэдли, бездну удовольствия, о чем она оповестила похожим на клекот смехом. Фелисити вежливо улыбнулась.

– Как мы видим, – продолжила миссис Брэдли – все условности были соблюдены, оставалось только зажить приятной монотонной жизнью вдали от городского шума. – Она грустно покачала головой. – Но никто так не подпадает под пяту деспотии, как презревшие закон. Табу и условности несравненно важнее для тех, кто как будто стремится от них освободиться. Мы меняем господ, однако до конца жизни остаемся невольниками.

Обри Харрингей, вырвавшийся из зарослей крыжовника с изяществом, силой и меткостью чемпиона по скачкам с препятствиями, вырос рядом с Фелисити.

– Я тебя слушаю, внучек, – обратилась к нему миссис Брэдли, но Обри, улыбнувшись ей, повернулся к Фелисити.

– Надеюсь, ты не станешь ругать меня за то, что я исполнил обещание и посетил вашу свалку?

– То-то я гадаю, откуда этот запах! – Она с отвращением сморщила носик. – Полагаю, ты хотя бы догадался подвернуть штанины своих замечательных белых брюк? Нашел, где в них лазать!

– Место ужасное, спору нет, – согласился он, разглядывая свои брюки. – Хотел спросить тебя про искусственные зубы твоего папаши! – неожиданно выпалил он.

– У него зубы настоящие!

– Вот и я того же мнения, – сказал Обри, учтиво улыбнулся обеим дамам и как ни в чем не бывало удалился, оставив миссис Брэдли с улыбкой, сочетавшей удивление и насмешку, а Фелисити заставив растерянно смотреть ему вслед.

Внезапно миссис Брэдли расхохоталась. У нее самой зубы оказались ровные, крупные, белые, как у неутомимой хищницы, привыкшей разрывать на части беспомощную добычу.

– И это еще называется «сонная провинция», – пробормотала она себе под нос. – Очень любопытно!

I

Епископ Кулминстера тяжело вздохнул и уставился на свою левую ногу. Нога была как нога, правильно обутая, воистину епископская, выдержавшая самый придирчивый хозяйский осмотр. После этого последовал такой же осмотр правой ноги.

– Мне бы очень хотелось, Реджинальд, – сказала миссис Брайс Харрингей с простительной резкостью, – чтобы вы поторопились. Машина ждет у дверей уже двадцать минут.

Епископ одарил ее благосклонной улыбкой, после чего издал стон. С его точки зрения, длительная поездка в машине в обществе властной родственницы была не лучшим способом проведения чудесного июньского дня.

– Я более чем готов, дорогая Констанс, – промолвил он, спускаясь следом за ней к автомобилю.

Миссис Брайс Харрингей, не переставая ворчать, удобно устроилась на сиденье «Рентли» Руперта Сетлея.

– Где сам Руперт? – осведомился епископ, когда водитель Руперта Сетлея тронулся с места под стук камешков, захватываемых колесами с гравийной дорожки епископата. – Не нашел времени составить вам компанию?

– Именно про Руперта я и намерена с вами говорить. – Миссис Брайс Харрингей сделала паузу, не в силах лишить себя удовольствия разыграть трагедию. Только когда молчание непозволительно затянулась, она наконец соизволила произнести: – Руперт пропал.

– Пропал? Но… на Руперта это совсем не похоже! Не могу этого представить. Такие, как Руперт, не пропадают. Беглые клерки-расхитители, агенты компаний – еще куда ни шло, но только не Руперт Сетлей!

Миссис Брайс Харрингей гневно воззрилась на него:

– Как я устала, Реджинальд, от абсурдных разговоров о Руперте! Пропасть может кто угодно. В этом нет ничего позорного. Вообще-то мы сначала решили, что он уплыл в Америку.

– По-моему, уплыть в Америку – далеко не то же самое, что пропасть, – задумчиво заметил епископ.

Миссис Брайс Харрингей устремила на него взгляд, предназначенный для пытавшихся проявлять остроумие ей в ущерб, однако безупречная учтивость епископа обезоруживала и не таких, как она.

– Мы обратились в полицию! Подняли на ноги прессу! Дом перевернут вверх дном! Садовые клумбы сфотографированы и вытоптаны! Сегодня утром ворота имения осаждают – именно осаждают – зеваки из окрестных населенных пунктов! Личные бумаги Руперта конфискованы! Полицейские хозяйничают в библиотеке: мне пришлось предоставить ее в распоряжение властей, чтобы слуг и нас самих подвергли там унизительным допросам касательно всех наших перемещений в последние дни. А все из-за Джеймса! Это его вина!

Епископ недоверчиво приподнял брови.

– Поверьте, Реджинальд, это именно так. Знаю, Джеймс – ваш любимчик, как ни прискорбно. Похоже, Джеймс позволил себе Непростительную Ложь, – услышав заглавные буквы в ее потоке слов, епископ не удержался от улыбки, – поскольку у Руперта не было ни малейшего намерения отправляться в Америку вопреки тому, что наболтал Джеймс. Джеймс прекрасно знал, что никуда Руперт не уезжал, но намеренно ввел нас в заблуждение – заметьте, намеренно! – прибегнув к целой серии ложных измышлений, желая скрыть истину о том, куда подевался его злосчастный кузен.

– Куда же подевался его злосчастный кузен? – спросил епископ, переварив все услышанное об исчезновении Руперта и о коварстве Джеймса.