Цветок Америки - Жеральд Мессадье

Она была нарумянена, как мадонна в раке.

Быстро выяснилось, что помимо даты смерти короля ее интересовало только одно: будущее Бретани. Она поделилась своими страхами: договор в Блуа, навязанный королю Фердинандом Арагонским и Максимилианом Австрийским, предусматривал брак Клод, дочери Людовика, с Карлом Габсбургским, сыном Максимилиана. В приданое она должна была получить герцогство Миланское, Геную, Бургундию и Бретань.

— Бретань! — вскричала она. — Но ведь это же достояние нашей семьи!

Она стала жаловаться. Жанна и Франц Эккарт быстро распознали ее неискренность: в течение многих столетий за это герцогство вели кровавую борьбу Пантьевры и Монфоры. Но ни те ни другие не имели наследника мужского пола, чем и воспользовался Людовик XI. Заверения в любви к этой провинции не стоили ровным счетом ничего.

— Я не вижу, чтобы Бретань покинула лоно короны, — ответил Франц Эккарт.

Это утверждение привело ее в замешательство; очевидно, она надеялась, что в начавшейся неразберихе сумеет вернуть себе герцогство.

— Но как же договор?..

— Мадам, я не посвящен в тайны советников, но мне кажется, что в договоре сказано только об обещании заключить брак.

— Вы хотите сказать, что король не сдержит слова?

— Я бы сказал скорее, что он сохранит верность французскому королевству.

Она закусила губу и задумалась:

— Значит, в этом смысл второго катрена?

Он кивнул.

— Составьте мне гороскоп Бретани! — приказала она. И положила на стол кошель.

Ее растерянный взгляд блуждал по комнате.

— В 1515 году, вы уверены? — вновь спросила она.

— Я знаю лишь то, что говорят звезды, мадам.

В конце концов, она величественно поднялась, протянула руку и заявила, что ожидает гороскоп Бретани в самое ближайшее время.

Когда она ушла, Франц Эккарт взорвался:

— Чем я занимаюсь? Жозеф был прав! «Составьте мне гороскоп Бретани!» Можно подумать, она отдает распоряжения своему шорнику! Я превратился в ярмарочного прорицателя!

— Нельзя выиграть все ставки, — миролюбиво заметила Жанна. — Ты получил Марию Нарбоннскую. И в любом случае для ярмарочного прорицателя тебе неплохо платят. В этом кошеле десять ливров.

Едва Франц Эккарт пережил неприятные минуты, связанные с визитом Николь де Пантьевр, как отец Лебайи явился напомнить ему об обязанностях толкователя звезд.

— Монсеньор Морни попросил меня известить вас, что он получил письмо от Этьена де Понше, епископа Парижского, который чрезвычайно удовлетворен вашими ответами на его вопросы и желает задать вам другие.

Отец Лебайи поднял голову, и его сухое лицо осветилось от лукавой искорки в глазах. Он напоминал ветку масличного дерева, тиса или оливы, временами выбрасывающую язык пламени при горении.

— По мнению монсеньора Морни, при вашем ремесле было бы весьма разумно особо почтить епископа, например, отправиться в Париж, дабы лично засвидетельствовать свое почтение.

Жанне это предложение показалось двусмысленным, недаром отец Лебайи подчеркнуто выделил слова «при вашем ремесле».

— Прошу вас поблагодарить епископа за совет и заверить, что я отнесусь к нему с величайшим вниманием, — ответил Франц Эккарт.

— Это дает нам возможность вновь увидеть Париж, — сказала Жанна.

— И познакомить с ним Жозефа, — отозвался он. И через мгновение добавил: — Ну вот, я желал свободы, а стал придворным.

Повернувшись к Жанне, он заметил:

— Благодаря тебе я, в конце концов, обрету покорность.

А после меня? — подумала она. Что с ним будет?

И тут же укорила себя за суетность: кладбища были заполнены людьми, которые мнили себя необходимыми.

Тем временем пришло семнадцать новых писем. Можно было подумать, что Франц Эккарт — единственный прорицатель в королевстве. На самом деле во всех городах, достойных этого имени, их насчитывалось не менее десяти, а на ярмарках — два десятка: за пять солей они торговали своим искусством, не чураясь и карт Таро, и предсказывали обильное потомство распутным девкам, переряженным в честных горожанок.

В ноябре в Париже день продолжался восемь часов, без рассвета и сумерек. По утрам чернильная ночь таяла в грязной воде, и вскоре после последнего удара колокола, отбивавшего четыре часа, на город опускалась, словно траурный креп, серая вуаль, порой испещренная серебряными блестками — снегом или градом.

Жоашен пришел в восторг от особняка Дюмонслен. На следующий день пришлось дать ему анисовую настойку, чтобы снять излишнее возбуждение.

Он отправился на прогулку вместе с Жозефом. Они дошли до Большого Шатле, где стояла виселица с тремя повешенными. Это зрелище привело Жозефа в ужас, но мальчик испугался еще больше, когда Жоашен вдруг затрясся: на губах у него выступила пена, глаза закатились, из горла стали рваться хриплые страшные звуки. Они вернулись домой под улюлюканье нищих.

— Что за вонь! — восклицал Жозеф. — Как эти люди выносят подобные миазмы?

Он обнаружил, что в Париже воняет все: начиная от крыс и капустных листьев до человеческих существ, которых курносая скосила прямо на мостовой. Мусорщики трудились исправно, но они не могли помешать людям испражняться и отдавать Богу душу — а где же еще умирать беднякам, как не на улице? Покойник валялся там до следующего обхода, иными словами — целый день, а если несчастного угораздило скончаться в субботу, труп убирали только в понедельник, ибо в воскресенье — день отдыха Господня — работать не полагалось. Впрочем, достаточно было сунуть монетку стражнику, чтобы дело ускорилось: тело увозили на тачке в подвал ратуши или же втихомолку сбрасывали в Сену.

— И здесь живет король!

— Это жизнь, — сказал Франц Эккарт. — Жизнь, которую ты прежде не видел. Ты учишься.

Жанна навестила Сибуле, Гийоме и Сидони. Первый подволакивал ногу из-за ревматизма, второй в связи с возрастом передал кондитерскую сыну и дочке, третья не сразу узнала гостью, поскольку уже плохо видела. Затем Жанна пошла на кладбище Сен-Северен, чтобы помолиться на могиле Бартелеми. Желая поставить свечу за упокой души первого мужа, она направилась к служке и вдруг спросила себя, зачем ей понадобился Париж. Почти все дела были завершены: Франсуа обрел новую супругу, Деодат и Жак Адальберт женились. Франц Эккарт, кажется, обзавелся подобием ремесла. Суконная мануфактура, банк, судостроение и страховая компания обеспечивали процветание семьи, надежно защищенное от войн и склок властителей. Оставалось только устроить судьбу Жозефа.

Взгляд ее скользнул по груде лохмотьев возле алтаря святого Антония. Она зажгла свечу, поставила ее и произнесла простую молитву: «Будь счастлив на небесах, как сделал меня счастливой здесь». Комок рванья зашевелился. Из него выглянуло лицо. Лицо? Скорее грязная, измятая, скомканная тряпка, в которой можно было различить два глаза, нос и щель под ним — кажется, это была женщина. Глаза неотрывно глядели на Жанну, но изо рта не вырвалось ни единого звука.