Бойтесь данайцев, дары приносящих - Анна и Сергей Литвиновы

Через неделю в Подлипки, на улицу Кирова, подвезли вожделенный полированный румынский гарнитур.

В тот же день Владик с Галей подали на развод. Через месяц их развели.

А еще через два месяца Галя с маленьким Юрочкой получила ордер на квартиру в Москве. Двухкомнатную! В прекрасном доме, в старом фонде, – с высокими потолками, на Ленинском проспекте!

Лера

Обиднее всего, что они с Александром Федосеевичем в тот день даже любви не предавались. Сидели вдвоем на конспиративной квартире, кумекали, что означает новая шифровка, пришедшая по радиоканалу из Франкфурта. В ней говорилось: ЦЕНТР – САПФИРУ. Просим вас в срочном порядке сфотографировать документы и/или чертежи, которыми вы занимаетесь на службе непосредственно сейчас. Не имеет значения тематика вашей текущей работы. Нас интересует моментальная фотография ваших ежедневных должностных обязанностей. На ее основе наши специалисты способны сделать важные выводы.

Полковник отложил шифровку, потер лоб.

– Это проверка.

– Ты думаешь? – переспросила Лера. Она испугалась.

– Очень похоже. Вероятно, они почувствовали, что мы им пару раз попытались втереть дезу. Особенно со спутниками-шпионами. А может, просто проверяют. Ясно одно: подготовить качественную дезинформацию мы никак не успеем – не случайно это требование от наших коллег из ЦРУ: сфотографировать срочно. Значит, придется тебе снимать, что есть. Чем ты действительно занимаешься.

– А это не нанесет ущерба нашей обороноспособности?

Пнин криво усмехнулся.

– Нанесет.

– Может, тогда лучше не снимать ничего?

– Тогда тебя точно, как агента, спалят.

– Ну, или туфту какую-нибудь сфотографировать. Инструкцию по технике безопасности.

– Тоже опасно. Нет, надо делать фото того, что есть. Чем вы сейчас с Павлом Петровичем занимаетесь?

Она сказала.

– Да, тут даже по случайному чертежу можно многое понять. Но делать нечего. Надо выполнять задание.

– Как скажете.

– Как твое вообще самочувствие? Настроение?

– Прекрасное.

– Не устала?

– С чего бы мне устать?

– Ты, считай, три с лишним года на передовой. Как думаешь, не пора тебе отдохнуть? Уйти в тыл, на переформирование?

– Как вы себе это представляете?

– Допустим, тебя переведут служить куда-нибудь в закрытый город. Где уж точно нет никаких способов связи с Западом. Ты напишешь нашим коллегам из ЦРУ шифровку: гуд-бай, джентльмены, – откланяешься и исчезнешь.

– А я на самом деле исчезну?

– Тебе придется, конечно, переехать. Возможно, сменить фамилию. Будешь заниматься прежним своим любимым делом. А по части снабжения или всяких благ наши закрытые городки Москву еще переплюнут. Равно как и в смысле культурной жизни.

– Но у меня ведь здесь муж, отец. Мама больная.

– Это не проблема. Все будет так, как ты захочешь. Пожелаешь переехать вместе со всеми своими домашними, включая маму, – перевезем всех. Медицина там, куда тебя отправят, тоже на высшем уровне.

– Вы боитесь, что американцы меня спалят, поэтому выводите из игры?

– Если честно, и это тоже, но не только. Главное – ты, наверное, даже не замечаешь, но за эти три года ты устала. А усталый человек ошибается и принимает неверные решения в десять раз чаще, чем свеженький. Поэтому лучше тебе отдохнуть годика два, три. А потом вернешься – и на прежнем месте продолжишь свою благую деятельность.

– Похоже, я тебе совсем надоела, – грустно изрекла Лера.

– А вот на это ты не надейся. Я не ЦРУ, я к тебе в твой городок приезжать смогу и буду.

– Хорошо, Александр Федосеевич, тогда я подумаю.

А когда она приехала с конспиративной квартиры, не заезжая на работу, сразу домой, – стало ясно, что одной проблемой, мешающей ей совершить переезд, стало меньше. И слезы хлынули из глаз – потому что она не успела хотя бы проститься. А ведь Леру искали – да найти не смогли. Никаких сотовых телефонов тогда и в мечтаниях не было, а позвонить на конспиративную квартиру не мог даже Вилен.

Маме, Ариадне Степановне, стало плохо в середине дня. Снова инсульт, тяжелее первого. Прислуга Варвара все сделала правильно, немедленно вызвала «Скорую». Потом стала обзванивать всех по списку: генерал Старостин, Лера, Вилен. Федор Кузьмич прибыть успел, и зять тоже, а вот Валерию не нашли. Врачи начали проводить реанимацию прямо на месте, в квартире. Но Ариадна Степановна в сознание так и не пришла – однако муж еще успел увидеть ее живой, и даже Вилен. А вот дочь – нет.

Вилен сказал тогда Лере: «Ты не кори себя, не кори. И мама твоя всегда была так воспитана, что дело – это главное. Она бы тебя простила».

А Лера разрыдалась. Сама себя она простить не могла.

И в следующую встречу с Александром Федосеевичем сама запросила перевода в тихое место.

А после того, как ее перевели в Красноярск‑26, они с Пниным виделись только один раз.

Когда она из секретного города с подземным заводом снова вернулась в Москву, Александр Федосеевич из ее жизни исчез. По линии комитета с ней работал новый куратор, Пнин на связь больше не выходил. Говорили, что когда убрали Семичастного, принудили уйти и его. И только совсем недавно – уже в двадцать первом веке – она столкнулась с ним в Большом театре (свою любовь к балету Валерия Федоровна не оставила, хоть и сменилось с конца пятидесятых не одно поколение прим). Столкнулась вроде бы случайно – хотя кто его знает, никогда наверняка нельзя сказать, когда речь идет о сотрудниках. Он был, конечно, страшно старый – хотя молодцеватый, седой и подтянутый. И – внятные, ясные мысли и речи. Она тогда подумала, что он нашел ее, чтобы попрощаться: все-таки лет на десять старше ее мужик, да ведь никто не знает, что кому уготовано. Оказалось, что первой ушла – она.

После спектакля посидели вместе в кафе, и она спросила о том, что не давало ей покоя долгие годы – хотя для себя она объяснение нашла, но хотелось все-таки услышать подтверждение (или, напротив, опровержение):

– Скажи, а почему тогда, в октябре шестьдесят второго, во время Карибского кризиса, ты велел мне передать нашим коллегам (она подразумевала церэушникам, но на людях не следовало произносить кодовых слов) правдивую информацию о наших изделиях?

Он хмыкнул:

– А ты сама как думаешь?

– Думаю, ты (или твое начальство) хотел, чтобы в столь важный для судьбы мира момент политические лидеры не играли краплеными колодами, не блефовали (чем особо отличался наш Никита Сергеевич), а выложили все карты на стол.

Пнин улыбнулся.

– Все ты правильно понимаешь, дорогая Лера. Никому из нас не улыбалось сгореть в атомном огне. Но кто-то ведь должен был сказать нашему дорогому Никите Сергеичу и маршалам из минобороны, что блеф их раскрыт. Вот и пришлось доводить до них информацию кружным путем – через наших коллег за океаном, а потом через братьев Кеннеди и посла Дубинина. Может, если б не ты, нас тогда с тобой, как и всю Москву, ядерным грибом бы накрыло.