Коломбина для Рыжего - Янина Логвин

– Зато узкая! – не унывает Лилька. – Так что примерить все равно придется!..

* * *

За окном темнеет. Вечер почти спустился на город, но я не чувствую его безмятежного настроения, обещающего приятную компанию и новые встречи. Уже прошло столько времени, а я так и стою у зеркала в полный рост, боясь открыть глаза, чувствуя, как потеют ладони и дрожат колени. Как стынет заполошное сердце от одной единственной мысли о скором приближении праздника.

Рыжий звонил столько раз, что я успела сбиться со счета, а ответила только на первые два звонка.

«– Привет, Коломбина. Я приехал. Ты готова?

– Не совсем. Дай мне еще пять минут, пожалуйста!

– Конечно».

И еще пять минут.

И еще пять.

И еще…

Я не успела сделать макияж, на голове в четыре руки заплетена и растрепана новомодная французская коса… Я открываю глаза и стараюсь произнести тихо. Так тихо, чтобы не обидеть девчонок, и чтобы голос не предал меня, сорвавшись птицей в звенящую нотами ужаса пропасть.

– Девочки, уйдите.

– Да чего ты, Тань? Хорошо ведь!

– Правда, Танька, отлично!

– Да. Просто идите. Пожалуйста.

Настя соображает первой. Вытянувшись у моего плеча струной, говорит обижено:

– Пошли, Лиль. Кажется, мы с тобой сделали все, что могли.

– Чего это она? Что такого-то? Это же все, как Танька хотела! Не понимаю.

– Просто пошли!.. Крюкова, если что-то будет нужно, ты все же зови, хорошо? – оглянувшись у порога. – Не забывай, что мы рядом.

И я отвечаю беззвучно, уже в тишину опустевшей комнаты:

– Хорошо, не забуду, – оставаясь один на один со своим отражением, сейчас, как никогда прежде откровенно сказавшим мне, что чуда в жизни не бывает, и мне и близко не подступить к нижней ступени лестницы, на которой стоит красавица Карловна.

Это поражение. Полное и бесповоротное. Крюкова в своей лучшей ипостаси бестолковой комедиантки.

Дверцы шкафа открыты, на ковре лежит ворох белья, снятая с платяной штанги одежда… Я на негнущихся ногах перешагиваю через груду ткани, обуви, деревянных плечиков, сажусь на кровать и, взвыв немым криком в потолок, роняю голову, пряча лицо в ладонях.

Жизнь кончена.

* * *

Как медленно тянется время. Я не видел Коломбину четыре часа, а уже схожу с ума от ожидания. Нет, терпение и выдержка не для меня, я хочу видеть свою девчонку рядом каждую чертову минуту. Ругаться, спорить, заниматься любовью, говорить – какая разница, лишь бы быть с ней. Не думал раньше, что можно так нуждаться в человеке.

Она так и не ответила, что чувствует. Сбежала раньше, чем я повторил вопрос. Ну и пусть, когда-нибудь она скажет мне. Обязательно скажет. Я знаю.

Я в сотый раз смотрю на часы и выхожу из машины. Хлопнув дверью, задираю голову, чтобы найти взглядом окно Коломбины. Интересно, узнаю ли, где живет моя колючая девочка?.. Кажется, да. Только она могла покрасить окно охряно-желтой краской, брызнув зелень на ржавый протекший карниз.

– Вы куда направились, молодой человек? У нас без пропуска нельзя! Это вам не Дом Союзов, а студенческое общежитие, так что извольте следовать правилам!

Худощавая старушка, выглянув из вахтерской, важно машет рукой, привлекая к себе внимание. Отложив в сторону вязание, выбегает в небольшой холл, чтобы преградить мне путь, потрясая в руке устрашающего вида устройством с бутафорской красной кнопкой.

Встретив женщину улыбкой, я искренне интересуюсь, поправляя на рукаве белоснежной рубашки золотую запонку, машинально взглядывая на циферблат наручных часов: что же такое важное могло задержать Коломбину? Неужели передумала?

– А чем я вам не студент? Самый что ни на есть настоящий.

Она оглядывает меня сердитым взглядом, пока я мысленно перебираю варианты возможной задержки Колючки, и отступает на шаг. Подносит к груди заветную «кнопку», наставляя на нее палец.

– Ну да! Посмейся еще у меня, умник! Знаю я вас таких – богатеньких! Ходите сюда, дурите приезжим девчонкам головы! Вот сейчас возьму и вызову охрану, им и расскажешь: настоящий ты или нет!

– И расскажу, – соглашаюсь я. Сердить женщину не входит в мои планы. – Физтех, магистратура. Считай, шестой год в обители знаний маюсь, а все бестолку. Как был, так и есть – дурак дураком. Верите?

Семь долгих сигналов, и я отключаю телефон. Коломбина снова не подняла трубку.

– Это меня не касается! – мужественно отвечает на то старушка, но любопытство пересиливает, и вахтерша с сомнением косится на мой «парадный вид».

– Что-то не похож. К Катерине, что ли, пришел? С экономического? Так она час назад гулять ушла. В этот, как его, публичный клуб для танцулек. Все крутилась тут, ждала кого-то.

– Нет. Я к Тане Крюковой. Номер комнаты подскажете? Или вместе на заветную кнопку нажмем?

Через минуту вахтерша уже ворчит с напускной строгостью в мою спину, уступая дорогу к лифту, пряча в кармане платья новенькую хрустящую купюру:

– Только не долго! У нас тут свой порядок и закон! Все по-серьезному!

Верю, а потому поднимаюсь на шестой этаж не спеша, не нарушая своим появлением тишину выходного вечера. Медленно иду по коридору вдоль вереницы закрытых комнат, выискивая глазами дверь, за которой спряталась от рыжего паяца его несмелая Коломбина.

За дверью ее комнаты тихо. Не слышно ни смеха, ни звука включенного телевизора, ни шороха шагов. Куда же пропала моя стремительная, порывистая девчонка? С гордым взглядом, стройными ногами и желанием брать свое?.. Я поднимаю руку и провожу по двери ладонью, постепенно сжимая пальцы в кулак. Мог ли я подумать еще недавно, что все самое важное в этой жизни для Рыжего окажется за старой, искрашенной синей краской дверью общаги? Что когда-нибудь поставлю собственные чувства в приоритет бизнесу и семье?

– Ого! Насть, ты только посмотри, кто к нам в общагу пожаловал! Бампер собственной персоной!

– Шутишь, что ли? Крюкова же ясно сказала – ее парень… Ой, и правда Бампер!

– Красивый какой! Девочки, а они что – пара?! Вот это да! Серебрянский на локте удавится!

– Ленка, да не наползай ты на меня! Куяшева, всю пятку отдавила!

На пороге соседней комнаты слышится возня, и в коридор разом выглядывают три любопытных головы.

– Привет, девушки. Я тоже рад вас видеть. Где Таня?

– У себя.

– Почему не открывает? Я стучал.

– Не слышит. У Крюковой разрыв шаблона и посттравматический синдром. Она глуха к миру.

– Что?

– Постпсихотический! Да не слушай ты Лильку! Входи. Только это… – останавливает меня высокая шатенка, когда я собираюсь шагнуть в комнату. – Поаккуратнее там с ней, хорошо?