Разведывательно-диверсионная группа. «Бандера» - Андрей Негривода

Ему нужно было продержаться всего-то десять минут... Всего-то!!! Десять минут!!! Одному против почти сотни озверевших боевиков!!! Да это на самом деле целая вечность!!! Тот, кто бывал в настоящем бою, кто знает, что это вообще такое, когда лежишь под перекрестным огнем, наверняка понимает, что это просто чудо!!! Десять минут!.. Но Сашка это чудо совершил!.. Почти...

Видимо, это его «гранатометание» научило все-таки чему-то тех, кто его атаковал, потому что теперь в ход пошли «РПГ-7»...

Реактивные гранаты рвались где-то совсем поблизости от Бандеры, но не причиняли ему вреда, а Сашка все продолжал строчить из своего, уже раскалившегося чуть ли не докрасна «ПКМа», а когда тот уже стал просто «плеваться» пулями, отбросил его в сторону и схватил пулемет Гуся... Он метался от одного входа в распадок до другого словно метеор, пытаясь перекрыть пулеметным огнем их оба... Потом в ход пошел «РПК» погибшего Коряги... Только силы человеческие все же не безграничны...

В какой-то момент Сашка услышал, как за его спиной словно лопнул надувной шарик...

Он настолько был уже оглушен грохотом стрельбы и взрывов, что даже и не понял, что какому-то «бородатому» удалось-таки выстрелить из «РПГ» по одному из «входов» в Сашкино укрытие... Реактивная осколочная граната, влетев внутрь распадка, разорвалась за сержантской спиной...

– У-а-а-х-а-а! Падлы-ы! Достали-и-и! – только и успел сказать Бандера, перед тем как упасть лицом на камни.

Его спину, но особенно бедра, обожгло так, словно приложили раскаленную докрасна сковороду... И боль эта мощной волной накрыла Сашку буквально с головой!..

Последнее, что он запомнил, когда отрыл все же глаза, было... «Вертушка», трудяга транспортный «Дядя Миша», медленно проплывший над распадком в голубом утреннем небе, а на его фоне... бородатое лицо «духа», который склонился над Бандерой, пытаясь заглянуть в его глаза...

А последнее, что Сашка сделал... Он рубанул по горлу «бородатого» своим трофейным ятаганом, который, неизвестно почему, оказался в его руке... А дальше наступил полный мрак...

... Почему все не так, вроде все как всегда,

То же небо, опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода,

Только он не веpнулся из боя...

Мне тепеpь не понять, кто же пpав был из нас,

В наших спорах, без сна и покоя.

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не веpнулся из боя...

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,

Он всегда говорил про другое,

Он мне спать не давал, он с восходом вставал,

А вчера не веpнулся из боя...

Нынче вырвалась, будто из плена, весна.

По ошибке окликнул его я:

«Друг, оставь покурить!», а в ответ тишина —

Он вчера не веpнулся из боя...

То, что пусто тепеpь, не про то pазговоp,

Вдруг заметил я – нас было двое...

Для меня будто ветpом задуло костеp,

Когда он не веpнулся из боя...

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие как часовые...

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые...

...Странно...

Но почему-то именно эти строчки стояли в Сашкиной голове, когда он, ощутив наконец-то какую-то совершенно неземную легкость, вдруг взял да и воспарил над землей, раскинув в стороны свои большие руки-крылья...

* * *

...Возвращение из «полета» было еще более странным, чем сам полет...

Сквозь какую-то ватную пелену до слуха донеслись слова... Сначала слова... Потом тихая мелодия, словно кто-то еле-еле трогал гитарные струны... Потом все это соединилось совершенно невообразимым образом в единое целое, и получилась песня... Песня, которую кто-то пел очень тихо, но было понятно, что его этому учили, долго и упорно, и голос, и руки на струнах ему «ставили» очень умелые учителя...

Странная это была песня... Понятная только тому, кто пережил всей душой, всем своим естеством и войну, и боль от потерь друзей...

...Мы встречаем самолеты, взгляд на небо обращая.

Все они в зеленом цвете, только мы их различаем...

Самолет – частичка дома, даже сам он домом пахнет!

Он как гость Афганистана – здесь побудет и обратно.

Только цвет его зеленый разные имеет краски.

В каждой краске свой характер он меняет, словно маски.

Самолет, что возит почту, лучше выкрасить бы в желтый,

Этот цвет с домашней лаской путь проделал очень долгий.

Отпускной, счастливый лайнер, лучше б в голубом был цвете,

Это цвет спокойной жизни, и его так любят дети...

A вот этот, «AH-12», и без цвета словно черный.

На борту «тюльпан» зловещий, он слезами, горем полный...

Мы встречаем самолеты, взгляд на небо обращая.

Все они в зеленом цвете, только мы их различаем...

...Рывком! Просто рывком! Он открыл глаза и...

У раскрытого окна, у полощущихся на легоньком сквознячке белых тюлевых занавесей, на стуле, лицом туда, наружу, сидел... лейтенант Яшин!.. Он едва слышно перебирал струны гитары и едва слышно пел... Да и вообще сидел спиной к больничной койке! Но... Плох тот командир, который не может узнать своего подчиненного даже со спины!..

«...Шо это он? Рыло в сторону отворотил! В окно!.. А если больной придет в себя, а он, пиздюк, этого не заметит?!! Надо будет дать просраться! Чтобы внимательнее относился к раненым!..»

Он медленно повернул голову и увидел то, что, если честно, совершенно не ожидал увидеть! Просто не предполагал и не надеялся!..

Вообще, такие «картины» не только могут воскресить смертельно раненного мужика, но даже и окрылить его ненароком!.. А Бандера... Он был «тяжелораненым», но не смертельно...

В двух метрах от Сашки, на соседней кровати, сидела его Оксана...

Она была в каком-то цветастом ситцевом халатике, который был расстегнут сверху на несколько пуговиц... Ее красивую полную грудь уже не скрывала тонкая ткань, но девушку это совершенно не смущало!.. Потому, что... К этой груди присосалось какое-то крохотное создание, которое самозабвенно чмокало!..

– Это кто? – спросил тихо Сашка.

Оксана подняла на него влюбленные глаза и так же тихо произнесла:

– Это? Это Ксения... Все никак наесться не может...

– Ксения... – Сашкино сознание еще плыло, но и он еще ничего не понимал. – А она кто?

– Ты говнюк, Александр Черный! – проговорила Оксана с нескрываемой теплотой в голосе. – «Заказывал» мне прошлым летом двух дочек, а теперь спрашивает «Кто это?»...