Единственная, или Семь невест принца Эндрю - Ольга Обская

– Зато экшена много, – парировала Агнесса. – Мои крылья по сравнению с твоей избой – детский лепет.

Последний аргумент стал решающим. Киприс сразу зауважала свой подвижный реквизит.

– Ладно, вылазь, – скомандовала она, – сломаешь ещё что-нибудь раньше времени.

Как не торопились девушки, но устроить генеральный прогон не получилось. Времени оставалось ровно на то, чтобы переодеться и наложить грим. Первые зрители уже начали заполнять поляну.

Глаша, Зурим и Сапфира стояли на сцене в ожидании, когда откроется занавес, готовые начать спектакль. Ну, как готовые? Мулатка ни на одной репетиции не присутствовала. Справится ли с ролью, было большим вопросом. Её флегматичный темперамент и так не очень-то подходил к образу злобной мачехи, а если она ещё и слова забудет – это получится уже не спектакль, а цирк. Надеяться, что Сапфиру спасут импровизации, не приходилось. Даже если она на них способна, вряд ли они будут адекватными, учитывая её патологическую любовь во всё вкладывать скрытый смысл. Оставалось сказать спасибо, что хоть подружку свою двухголовую на сцену не притащила. У Глаши и без змеи волнение зашкаливало. Ни перед одним конкурсом она так не нервничала. Спрашивается, почему сегодня приходится бороться с волнами дрожи, которые накатывают одна за другой? Боязнь сцены? Глупости! Вообще-то, у Глафиры имелся успешный актёрский опыт. Однажды ей уже доводилось искупаться в лучах славы.

Произошло это, когда училась в четвёртом классе. В школьной постановке «Мойдодыр» ей доверили сыграть главную роль. Нет, не кривоного и хромого умывальника, а ребёнка, который испытывал нелюбовь к водным процедурам. Глаша с подружками подошли к творческому процессу креативно. Хотя тогда ещё слова такого не знали, но это не помешало придумать сногсшибательный финт. У них тоже был запланирован подвижный реквизит. Не такой крупный, как избушка, но тем не менее.

Как известно, бессмертное творение Чуковского начинается словами: «Одеяло убежало, улетела простыня…» Одеяло показалось тяжеловатым объектом, чтобы заставить его бегать, а вот с простынёй решили поэкспериментировать. Мама отжалела Глаше старенькую постельную принадлежность, использовать которую по назначению давно сделалось невозможным из-за прохудившейся середины. К простыне с двух противоположных сторон были привязаны длинные верёвки. Подруги расположились за кулисами, одна – справа, другая – слева от сцены. Они по очереди тянули за концы верёвок – и простынь ожила. Нет, летать она не летала. Скорее, ползала. Но, тем не менее, смотрелось эффектно, когда Глаша, как кошка, охотящаяся на мышь, с разгону прыгала на ползущую простынь. Однако стоило подняться и ослабить хватку, полотно тут же уползало в противоположную сторону, и Глафира предпринимала новую отчаянную попытку укротить строптивую постельную принадлежность. Это был успех! Зрители-малыши смотрели на охотницу за простынями, открыв рты, а зрители-родители складывались от хохота пополам.

Воспоминания о детском актёрском приключении немного сбавили волнение, но, когда занавес открылся, сердце снова начало выпрыгивать из груди. Сколько зрителей! В первых рядах – подставной принц Эндрю и малыши. Дальше – дети постарше. Королевская чета – на почётных местах в центре партера. Потом ещё пара десятков рядов с нарядными людьми разных возрастов.

Глафира скользила по ним взглядом – её интересовал один конкретный зритель. Нашла его на отшибе, в последнем ряду – верен обещанию держаться подальше. Их разделяло метров 30, не меньше, но они, эти метры, куда-то делись, как только Глаша встретилась с Крайсом взглядом. И зрители тоже исчезли, и сцена, и деревья, обрамляющие полянку, и дворец. Глафира видела только его глаза. Как же она соскучилась! Прошли почти сутки с того момента, как принц оставил её с цветком на скамейке одну. Сутки – это, оказывается, не 24 часа, это целая вечность. Теперь Глаша поняла, откуда это волнение. Почему она дрожит. Что заставляет сердце сжиматься в комок. Не предстоящий спектакль – нет. Другое событие, которое должно произойти чуть позже, вечером. Его Светлость принц Эндрю объявит о своём решении, и Глафира станет его невестой, чтобы через несколько недель сделаться женой. Волнительно, восхитительно, страшно, захватывающе. Под ложечкой сильно защипало, а сердце снова мятежно затрепыхалось в груди.

– Золушка, нам пора собираться на бал к Королю. Надеюсь, ты успела сделать всё, что я тебе наказывала? – отчеканила слово в слово первую реплику Сапфира.

Глаша вышла из транса. Поглядела на мулатку с удивлением и даже уважением. Надо же – ни капельки не растерялась и не сбилась. Агрессии в голосе не доставало, но хоть текст вызубрила – молодец.

– Да, матушка, – пискнула в ответ Зурим.

Смотреть на восточную красавицу было больно. Нет, по сценарию примерно такой вид у Золушки и подразумевался. Но Глаша знала, что страдание на лице подруги не наигранное. Восточная красавица ждала начала спектакля с трепетом, надеждой и страхом. «Увижу Сильвия, смогу ещё хотя бы один раз прикоснуться к нему, – говорила с замиранием сердца и добавляла с безысходностью: – Может быть, последний».

Дальше по сценарию Глаше нужно было прикрикнуть на Золушку, мол, где моё бальное платье, негодная девчонка. Но орать на несчастную подругу, которая, к тому же, ждёт ребёнка, у Глафиры не получилось. Поэтому про платье она поинтересовалась как-то так вкрадчиво и заискивающе:

– Тебе случайно такое голубенькое платьице со стразиками на глаза не попадалось?

Вот так вся сцена и прошла. Сапфира исполняла роль с темпераментом робота, а Глаша из злостной сестры превратилась в сердобольную. Чего тогда Золушка так страдает, зрителям, незнакомым с оригинальным сюжетом, было, пожалуй, не до конца понятно. Успех постановки теперь полностью зависел от Агнессы и Киприс. Но Глафира в девчонок верила – у них-то с темпераментом всё в полном порядке.

Занавес закрылся, чтобы можно было подготовить сцену к следующему акту. Актрисы и их добровольные помощники в лице Крампия и других работников зебрариума начали заменять декорации комнаты Золушки на картонные деревья и пеньки, которые должны были создать у зрителя ощущение, что дело происходит в дремучем лесу. Через несколько минут тайга была искусно сымитирована, и занавес открыли.

Агнесса, облачённая в свой креативный костюм, выбежала на сцену и вприпрыжку поскакала по кругу, ловко маневрируя между деревьями. Получилось задорно. Она в момент приковала к себе внимание всей аудитории: малыши пришли в восторг от раскрывающихся и складывающихся в такт бегу крыльев, а взрослые с замиранием сердца следили, не навернётся ли дракон со своих гигантских шпилек, наступив на собственный хвост. Но дракон наворачиваться не собирался: скакал себе и скакал, поглядывая в сторону входа на сцену. Оттуда, по задумке, должна была вот-вот появиться избушка на курьих ножках.

– Я уже почти на месте, – произнесла Агнесса громким басом. – Где-то здесь живёт Яга-алхимик. Попрошу её дать мне зелье, чтобы превратить тыкву в карету.

Из-за кулис раздался шорох и сдавленный шёпот Киприс, но что именно она хотела сказать, расслышать не удалось, так как Глаша наблюдала за развитием событий из-за кулис с противоположной стороны сцены.