Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

В случае «Саньлу» многочисленные партийные организации на местном, а затем и на центральном уровне зачастую оказывались на конфликтующих позициях, но порой действовали слаженно, что и позволило подавлять новостное освещение событий на каждом повороте этого дела. Партийные органы цензурировали СМИ, узурпировали управление компанией, отпихнули совет директоров и, наконец, уволили и арестовали старшее руководство корпорации. Когда пострадавшие семьи мобилизовали усилия и обратились за правовой защитой, эти же парторганы принялись третировать адвокатов, манипулировать судами и подкупать истцов. В итоге к рассмотрению была принята лишь горстка дел. Под занавес партия сурово наказала провинившихся чиновников.

В каждом случае и на каждом шагу партия руководствовалась своими внутренними процедурами и никогда не подпадала под огонь общественной критики. Если не считать мимолетных упоминаний о партийной должности госпожи Тянь, роль КПК вообще не фигурировала в этом деле. Подобная молчаливость остается характерной особенностью современного Китая. Задача управления кадрами, бизнесом, СМИ и правовыми институтами неизменно стоит в повестке дня КПК, чье руководство страной является — по ее же словам — «вердиктом истории».

Кризис «Саньлу» показал систему с ее худшей, секретной, кабаллистической стороны. Когда речь заходит о частном бизнесе, который вместе с госсектором процветал на протяжении последних трех десятилетий, КПК с готовностью ставит себе в заслугу эти успехи. Партия отказалась от многолетней традиции оперировать за кулисами и принялась открыто рекламировать свое присутствие на коммерческой авансцене. КПК не видит здесь противоречия: она принимает все усилия, чтобы работа частного сектора и бюрократического аппарата смотрелась гармонично, чтобы этот симбиоз выглядел взаимовыгодным для всех и каждого.

Дэн Сяопин был мудр. Он усовершенствовал социализм. До него у социализма было множество дефектов.

Нянь Гуанцзю, предприниматель

Я сам себя назначил парторгом «Хайэр». Вот и получается, что с самим собой у меня не может быть конфликтов, верно?

Чжан Жуйминъ, глава фирмы «Хайэр», крупнейшего производителя бытовых электроприборов в Китае

Государственная поддержка частного предпринимательства не столь велика, как помощь сектору государственному. Мы воспринимаем это как закон природы.

Лю Юнсин, Группа «Ист Хоуп»

Человек, известный всему Китаю под именем «Дурацкие семечки», показал на высотное здание делового комплекса за окном своего скромного двухэтажного магазинчика. «Не я один сидел, — сказал он. — Все, что вы здесь видите, принадлежит парню, который мотал срок вместе со мной».

За долгие годы Нянь Гуанцзю (его настоящее время) приобрел немало тюремных друзей. Первый срок ему дали в 1963 г. за спекуляцию, потому что в своем родном городе Ушу, провинция Аньхой, он торговал с лотка фруктами. Через несколько лет, во время «культурной революции», капиталистического послужного списка Няна оказалось достаточно, чтобы его вновь отправили за решетку, на сей раз с эпитетом «бычий демон и змеиный дух».[11]После подавления протестов 1989 г. сторонники жесткой партийной линии свалили в кучу предпринимателей и студентов-бунтовщиков, объявив их всех угрозой для государства, и Нянь угодил в тюрьму в третий раз. В камере он сидел с человеком, который и выстроил впоследствии соседний деловой комплекс.

В конце 1970-х гг., пока Нянь был еще на свободе, он открыл лавочку, где торговал традиционным, всем доступным лакомством: жареными присоленными семечками, которые китайцы охотно лузгают на протяжении всего дня. Семечки, в том числе тыквенные, он покупал оптом у фермеров. Предприимчивый и непокорный характер, из-за которого и начались неприятности Няня с властями, помог радикально трансформировать этот бесхитростный бизнес. Неграмотный отец Няня всегда слыл в квартале «дурачком». Ничуть не более начитанному Няню кличка досталась по наследству. Подыскивая яркое, запоминающееся название для семечек, он взял и попросту окрестил их своим дворовым прозвищем. На пакете, рядом с улыбающейся физиономией Няня, было напечатано название продукта: «Дурацкие семечки: выбор умного человека». Новый бренд немедленно приобрел популярность. Через несколько лет дело настолько разрослось, что под началом Няня трудилось более сотни человек. Так он заработал свое первое состояние.

Партийные бонзы Аньхоя, которые руководили одной из самых бедных и густонаселенных провинций Китая, не только не порадовались успеху Няня, но вообще пришли в ужас: а вдруг наверху решат, что существование частного предприятия типа «Дурацких семечек» — это серьезный политический просчет? Провинциальный партийный комитет слал в Пекин доклад за докладом о состоянии дел в компании и заодно интересовался, не следует ли прикрыть эту лавочку за ее капиталистическую сущность. Наконец, в 1984 г., досье на бизнес Няня оказалось на столе не у кого-нибудь, а у самого Дэн Сяопина. Вскоре Дэн нашел хитроумное решение в духе головокружительных экономических экспериментов, за которые он ратовал. Разгон предприятия даст повод считать, что политике открытых дверей пришел конец, сказал он на собрании «старейшин». Есть смысл вернуться к этому делу года через два. «Неужели мы и впрямь боимся, — заметил Дэн, — что «Дурацкие семечки» навредят социализму?»

К моменту нашей встречи в конце 2008 г. Нянь из подрывного капиталистического элемента успел превратиться в бизнес-знаменитость, пользующуюся поддержкой государства. Доказательством его возвышенного статуса был кадровый работник местного отдела пропаганды, встретивший меня при входе в магазин Няня. Китайские чиновники сплошь и рядом ставят палки в колеса журналистам-иностранцам, которые хотят проинтервьюировать тех или иных граждан на предмет былой несправедливости; им не терпится поскорее и подальше спровадить этих гостей. Однако чиновник из Ушу пригласил меня на банкет, предложил устроить экскурсию по городу и вообще просил без стеснений обращаться к нему по любому вопросу. До празднования тридцатого юбилея дэнсяопиновской политики открытых дверей оставались считанные месяцы, и город решил, что здешний уроженец лучше всего годится на роль «талисмана и олицетворения» местной предприимчивой экономики.

Нянь в свои семьдесят с небольшим лет выглядел престарелым волокитой: крестьянский загар, длинноватые волосы и френч а-ля Джавахарлал Неру, подбитый вышитым китайским шелком. Успех не отучил его от провинциальных замашек. Время от времени он громко прочищал глотку, смачно отхаркиваясь прямо на пол кабинета, ничуть не смущаясь, как если бы просто почесывал нос. Громкий, сипловатый от многолетнего курения голос, а речь настолько густо замешана на местном диалекте, что слова не сразу разберешь. Когда Нянь приступил к рассказу о своей жизни, я даже подумал, что ослышался. Неужто он и впрямь только что обвинил Мао в «чудовищных преступлениях» и бессчетных смертях? Чиновник из отдела пропаганды отделался нервным смешком. «Не принимайте его слова за чистую монету», — посоветовал он.