В плену фиолетовых зеркал - Василий Ефимов

Винсент ждал и наблюдал за всем тем, что творилось внизу. Видимость была относительно хорошей из-за прозрачности тумана. Ловчие настигали марафонцев везде: на деревьях, на земле. Они мучили своих жертв, даря им долгую мучительную смерть.

— Какова же цель игры на этом уровне?

— Стать паосэтром.

— Каким образом?

— Я не знаю.

— Что будет, после того как я им стану?

— Догадайся, — ответил яд.

Несколько мгновений продлилось мысленное молчание.

— Почему меня так клонит в сон?

— Лианы пьют твою кровь, но обычно медленно благодаря мне, а сейчас они высасывают её намного быстрее, потому что мне пришлось тебя отравить, чтобы вытащить из кучи тлегов. Главное не засыпай, а то проснешься на стене воскрешения.

Винсент старался не уснуть.

Тэрон и Хольф прибыли в конец рощи. До стены любви было рукой подать. Оба представляли, как они сделают смерть своего марафонца как можно медленней и мучительней. Осталось только найти его в этом изобилии запахов.

Прошло около получаса. Винсент уже дремал. Всюду ловчие подвергали пойманных марафонцев пыткам, те кричали и стонали в руках сильных чудищ некогда служивших им телохранителями. Какой-то игрок находящийся рядом с Винсентом вылез из сплетения вен-лиан, спрыгнул с дерева, чудом не сломав себе кости, и побежал к стене любви. Его что-то остановило, но что это было, Винсент не разглядел отчасти из-за тумана отчасти из-за того, что он уже почти спал. Взгляд плавно опустился вниз и невольно поймал там уродливую морду Хольфа. Несмотря на это спать захотелось ещё сильнее.

— Не спи Винсент! — заклинал яд.

Хольф стоял и принюхивался, прислушиваясь к своему звериному чутью (которое, как и у Тэрона, судя по всему, было не очень хорошим). Здесь его обоняние потеряло силу, он не различал запахи, которые теперь стали однообразным месивом. Хольф не знал, что стоит под тем самым деревом, где спрятался Винсент. Он решил проверить другое дерево. Тем временем Тэрон помогал своим коллегам, вышвыривая из сплетений лиан любых попадавшихся под руку грешников. Это занятие его весьма радовало, и он немножко увлёкся, забыв про свой основной долг. Он в порыве страсти искалечил около пятидесяти марафонцев, а одного (всё-таки не удержался) разорвал на части, за что многочисленные длинные руки появившиеся из грязи забрали его с собой. Хольф, обыскал весь ствол очередного дерева, заросшего черными венами-лианами. Он почувствовал, как Тэрона отстранили за нарушение, и знал, что его время тоже почти истекло, потому что поиски Винсента затянулись. Хольф спустился на землю-плоть покрытую грязью. Дюжина рук схватила его. Винсент видел это, но он так хотел спать, что ему было всё равно.

— Пора, — заметил яд, — моё действие кончается, беги к стене любви, а то умрешь здесь.

Винсент с неохотой (словно его разбудили в четыре часа утра) начал двигаться, отрывая от своего тела присосавшиеся ростки. Он вылез из сплетений, и начал спускаться вниз, с трудом держась за лианы, поражаясь тому, как тело ослабло. До земли осталось пять метров. Винсент не смог удержаться и, перевернувшись в воздухе, упал в грязь. Он кое-как поднялся на ноги, стер с глаз грязь и, посмотрев на относительно чистые ладони, а затем и на всё остальное, заметил, что его кожа стала прежнего цвета (как и грязь, в которой он весь вымазался). Змеиный яд больше не действовал.

Винсент направился к стене любви. По пути его обгоняли (а иногда и сшибали с ног) коллеги-марафонцы. Одни попадались в лапы к ловчим, другие застревали в двух метрах от стены. Их окутывали какие-то щупальца мягко и незаметно выползающие из грязи (наверное, какая-то специальная ловушка, вроде тех рук, которые тебя задерживают). Винсент попытался с разбегу перепрыгнуть это место, и у него почти получилось: не хватило полметра. Он уже уцепился руками за чёрно-красные и чёрнозелёные венозные сплетения стены любви, но вокруг его ноги обвилось что-то скользкое, змеевидное. Винсент схватился за нечто обеими руками, потянул на себя, наклонился и перегрыз зубами. После этого он прыгнул на живую стену и стал карабкаться всё выше и выше. Время от времени сосуды-вены рвались, и из них текла жидкость, напоминающая горячую человеческую кровь.

Тем временем «плоды» Тэрон и Хольф наливались и созревали, становясь сильнее и уродливее чем раньше.

Винсент взобрался намного выше той границы, где черные лианы уже не обвивали раскалённые стволы тлеговых деревьев.

Если взглянуть на стену любви издалека, то казалось что марафонцы, выпачканные оранжевой грязью, это маленькие полудохлые светлячки, которые очень устали и которым надоело светить, но они всё равно светят, пусть и тускло.

Внезапно Винсент услышал много женских голосов, которые совсем не были похожи на те, что доводилось слышать раньше. Они звучали ласково и сладко не в голове, а где-то рядом, повсюду. Голоса слово выплывали откуда-то из глубины стены. Винсенту нравилось слушать их, несмотря на то, что он не понимал ни единого слова на этом древнем языке (соите), который он когда-то знал.

Запахло тлегами. Стена начала двигаться небольшими волнами и из неё время от времени частично стали показываться обнажённые женские тела, которые зазывали с собой всё чаще и чаще.

О, как же хотелось погрузиться внутрь омерзительной тёплой стены хотя бы с одной из этих прекрасных соблазнительниц, от которых так чудесно пахло тлегами. Винсент продолжал лезть вверх. В этой части стены любви марафонцы пропадали один за другим, купаясь в объятиях адовых девиц. Винсент с трудом миновал два десятка метров кишащих прекрасными соблазнительницами, по которым (как в те мгновения казалось) вместо лиан-вен он взбирался. Но терпения не хватило надолго. Очередная прекрасная фигура вплотную прикоснулась своей благоухающей тлегами плотью к телу Винсента. Это свело его с ума. В нём взорвалось желание овладеть ею, слиться с ней воедино. Винсент поддался дикой страсти. Теплая мерзкая стена любви засасывала парочку в себя всё глубже и глубже. Тело Винсента в некоторые моменты сливалось с плотью прекрасной незнакомки, становилось с ним одним целым. Это удовольствие было сильнее, чем поедание тлегов, это настоящий рай. Он видел и ласкал её в тёплой темноте, становился ею, а она превращалась в него. Счастью не было конца, это было лучшее, что есть на свете. Он останется здесь навсегда, ему больше ничего не нужно. О тлеги! Её тело, её кожа, всё смешано с ними, всё состоит из них. Как же он любит её! Но счастье оборвалось, когда она откусила ему язык. Пылкая любовница, превратившись в змееподобное скользкое нечто похожее на то, что пыталось задержать его у подножия этой гигантской стены, (то, что он перекусил зубами) только это было намного сильнее и больше. Любовница залезла внутрь тела через рот, миновала путь по пищеводу, и распределилась теплом по всему организму, начав очень медленно увеличиваться, раздувая тело как воздушный шар. Вскоре то, что было внутри, прекратило свой рост, и Винсент (похожий теперь на человека с жуткой степенью ожирения), почувствовал некоторое облегчение. Он лежал в окутавшем его тело сплетении вен-отростков, и был уверен, что здесь он и умрёт. Вскоре субстанция ставшая частью его организма разложилась на несчетное количество маленьких червей, которые постепенно съели Винсента вместе с костями.